Денис Воронин - Колея к ржавому солнцу

Машину тряхнуло на выбоине. Жека глянул вперед и едва успел надавить на педаль тормоза. В десяти метрах от него переходил улицу неспешной такой пенсовской походочкой какой-то узкоглазый. Китаец или кореец, а может – казах, из-за своей задрипанной бороденки похожий на тех амстердамских монахов, которые вдруг притворились Виктором Цоем.

Да куда же ты прешь, дятел? Пешеходный переход ведь совсем рядом… Заскрипели скользящие по сырому, прихваченному морозом асфальту летние покрышки «BMW». Толку в них… Разинув рот и выкатив глаза при виде летящего на него автомобиля, китаец застыл воином терракотовой армии. Но даже застыв, он неумолимо приближался к Жеке… Можно успеть крутануть руль влево, на вроде бы пустую встречку, но, чего доброго, перевернешься или еще похуже… Или попробовать… Или…

Глухой жестяной удар – и Жека укладывает узкоглазого растяпу на капот угнанной тачки.

Мама дорогая!

Сука!

Всё блядские монахи со своей кармой устроили.

Угрем его звали еще со школы. Был у него талант. Не к учебе, конечно, а к тому, чтобы набедокурить, напакостить, нахулиганить – и выйти сухим из воды. Проскользнуть мимо, казалось бы, уже гарантированных неприятностей. «Ты, Красавцев, я смотрю, скользкий как угорь», – высказался как-то при всем классе историк Наполеон. Класс грохнул от смеха. Наполеон неодобрительно покачал головой, а к нему, до тех пор носившему прозвище Красава, так и прилип Угорь.

Нельзя сказать, что кличка обрадовала, но Угрем быть все же лучше, чем Падлой или Говяжим, как звали его одноклассников. Окончив школу, он надеялся, что с прозвищем покончено, но раз за разом кличка регулярно всплывала в компаниях, вызывая у новых знакомых смех, шуточки про суши с копченым угрем и надоевший вопрос «А почему?..» Со временем он научился правильно отвечать на него. «Просто у меня кое-что размером с угря, – говорил он возникшим на горизонте новым подругам, подмигивал и деланно смущался. – Ну, ты понимаешь…» Запускал в их мозги троян. Некоторые девушки велись, ненадолго улучшая качество его жизни. В этом был весь он – извернуться, чтобы извлечь выгоду из сомнительных обстоятельств. И плевать, кто и как там тебя называет.

Вот и сейчас, когда заведующий хирургическим отделением, натолкнувшись на него в людном коридоре и отведя в сторону от никогда не иссякающего потока пациентов, выговаривал, невежливо тыча ему пальцем в грудь, Угорь кивал и подыскивал вескую причину для оправдания.

– Если все так будут относиться к своим обязанностям, Красавцев, что у нас тут будет, как думаешь?

Угорь повел плечами, словно хотел ими пожать, но вовремя счел этот жест неуместным и кое-как успел сгладить моторику проштрафившегося человека. Он опустил глаза к полу, затем снова поднял их на собеседника. Посмотрел в открытый рот заведующего. Во рту была чернота, и чернота эта расширялась.

– Так что молчишь?

Что тебе сказать? Что ты хочешь услышать? Что ты один у нас правильный? Не берешь с больных денег? Не садишься по пятницам за руль в нетрезвом виде? Не мутишь с той новой молоденькой медсестренкой с кардиологии?.. Вот оно. Попробуем…

– Глеб Глебович, – как бы нерешительно проговорил он. – Тут это… В общем…

Заведующий провел ладонью по ярко-синей ткани импортного полиэстерового блузона, стряхивая ворсинку. Опять уставился на подчиненного.

– Красавцев, у меня что, других дел нет, мямли твои тут слушать?.. Сразу видно, в армии не служил. Говори быстрее.

Конечно, не служил. С хера ли? Не так уж и сложно получить военный билет, с восемнадцати лет работая в медицинских учреждениях и обрастая в них полезными знакомствами.

– Глеб Глебович, – он посмотрел в глаза заведующего, блеснувшие как сталь скальпеля на операции. – Так получилось, что и смех, и грех… Товарищ у меня есть один. Валёк. Хороший парень – всегда выручит, всегда выслушает, всегда поздравит. Настоящий друг. Но ходок, – Угорь сделал неопределенный жест рукой, – ну, по бабцам… А у самого жена, ребенок маленький. Он ее даже любит, но говорит, что сейчас она ему внимания мало уделяет, забросила совсем. Вся в ребенка погружена, молодая мать, тыры-пыры, а муж как бы сам по себе… Ну, понимаете, да? Так он себе девочку на работе завел. Знаете, ничего серьезного, для поддержания либидо. Гуляет ее время от времени на «левые» деньги, чтобы из семейного бюджета не тащить. Я же говорю, хороший чувак. Так вот, в ту ночь, когда я со смены ушел, не отпросившись, он у нее дома отжигал. Чем они там занимались, я уж не знаю, но только произошел у него ушиб детородного органа, – он увидел, как Глеб Глебович заухмылялся и слабо, будто робея, улыбнулся сам. – Звонит мне в панике, чуть не плачет. Писюн болит, весь посинел, раздулся. Размером прямо с тромбон. Страшно же, согласитесь. Да и как он к жене с таким орудием? Палевно. «Скорую» не вызывает по той же причине, да и стыдоба, понятно же. И что тут мне делать прикажете? Ночь спокойная, больных нет, дежурный врач в соцсетях сидит. Выскочил я в одном халате. Тут по ночам у «травмы» таксидермисты – ну, таксисты – караулят, сел в первое попавшееся авто и рванул через полгорода флюгер-горн дружбана спасать. И, представляете, оказалось, что ничего серьезного нет. Простой ушиб. Обложили ему с девочкой член льдом, прописал покой, анальгетики из тех, что дома были, наказал выпить. Хорошо, мочеиспускательный канал оказался не поврежден. В общем, дел на десять минут. А тут дежурик звонит: «Ты где?» Как назло, привезли этих пострадавших в аварии на Московском… Я же не знал, Глеб Глебович, что так получится. Извините. Больше не повторится.

Заведующий потер подбородок, отливавший графитовой щетиной.

– Что, дежурного предупредить не мог?

Угорь развел руками:

– Так он бы не отпустил.

– И правильно бы сделал! Потому что есть инструкции, которые ты нарушил! Всех мог бы под монастырь подвести!.. Ты в курсе, что Антонов просит, чтобы я тебя уволил?

Уволил? Даже смешно. А кто работать тогда будет? За такие-то деньги? Бабушку Антонов свою приведет, что ли?

– Нет, не в курсе…

Премии бы не лишили, это они могут.

– Или чтобы я не ставил вас в одни смены… В общем, иди работай, Красавцев. Извинись перед Антоновым…

– Да я хотел уже. Но его сейчас нет на работе. Отсыпается после смены.

– Извинишься, когда появится… Я пока подумаю, что делать с тобой, таким отзывчивым…

– Глеб Глебович, простите меня, пожалуйста. Больше такого… Я же к другу… Свои деньги на такси потратил. Теперь до зарплаты не дотянуть…

Заведующий отвел глаза, проводя безразличным взглядом больного с закатанной в гипс рукой.

– Ты ведь квартиру вроде снимаешь, да?

– Комнату у бабки одной… На квартиру денег не хватает… Еще зуб тут ноет, надо на прием записываться…