Григорий Жадько - Тайна ночного крика

Дело вести поручили следователю капитану Ротыгину Олегу Михайловичу. Он был не новичок в розыскном деле. Высокий немного сутуловатый, он не производил особого впечатления, своими физическими данными. Тем не менее, за его долговязой и немного нескладной внешностью, скрывался человек, отличной физической подготовки, мастер спорта по самбо, отличный стрелок, призер городских соревнований по лыжным гонкам и конечно главным увлечением у него был альпинизм.

Горы не терпят слабых. Вершины покоряются сильным.

Он вспомнил, как месяц назад, во дворе, привел в шок местных пацанов. Они у дома устроили импровизированную спортивную площадку среди старых тополей. Половину весны, подтягивались на турнике, сделанном из старого лома, исправно тягали гирю в 16 кг, до хрипоты спорили, кто чего достиг. И вот как-то, возвращаясь со службы, он поинтересовался их успехами. Они наперебой стали демонстрировать свои возросшие возможности. Слушал он, слушал их, и решил тряхнуть стариной, забрался на турник. Пацаны стали с улыбками подмигивать друг другу и считать подтягивания, очевидно не предполагая, что может этот дядька. После пятнадцати подтягиваний лица их поскучнели, а после двадцати пяти, вытянулись в удивленные гримасы, но он и не думал останавливаться, работал спокойно методично как автомат. Цифру сорок он преодолел легко, а потом стал уставать, но решил дойти до пятидесяти и дошел. Пацаны восторженно считали, орали, как будто он шел на олимпийский рекорд.

– Есть полсотни! – сказал он и устало улыбнулся им.

– Ничего се-еебе!

– Вот это да-ааа!

– Кла-аа-асс! – орали они наперебой, потихоньку и вежливо трогая его руки выше локтя. Видимо в их сознании плохо укладывалось, как такие обычные на вид мышцы, так безупречно, и долго могли поднимать его тело.

– Тренируйтесь ребята! Дело хорошее, нужное, – просто сказал Ротыгин и вновь его лицо озарила добрая улыбка.

– А вы кто дядя?

– Да так, – уклончиво сказал Ротыгин.

– А все же!? – не унимались пацаны.

– Увлекаюсь альпинизмом немножко, – приоткрыл он завесу.

– А-а-ааа… протянули понимающе ребята. – Тогда ясно.

Но по лицам пацанов он понял, что они разочарованы. Афишировать свою служебную подготовку он не стал. «К чему».

Дело Ротыгину принесли в понедельник. Ох уж эти понедельники! Не зря в одной известной песне поется: «…эти понедельники взять и отменить…». Не успел он толком ознакомиться с ним, как буквально через пару дней, начальство стало настойчиво требовать результатов. Видимо катализатором послужила смерть курсанта. Звонили уже из управления. В курсе был и начальник УВД области. Это был дерзкий вызов, на селекторном совещании обязали ускорить расследование, докладывать о результатах каждые два-три дня.

Курсант, молодой парень, после службы в армии только начинал свой путь в милиции и вдруг он так нелепо оборвался. Он был не местный, приехал с Улан-Удэ. Здесь жил у дальней родственницы. Прежде в Новосибирске не был. Даже девушки завести не успел. Очевидно, и врагов тоже. Старые обиды отпадали. Но что, же тогда случилось?

Перед смертью, Ротыгину удалось немного побеседовать с тяжело раненым, пока он еще был в сознании. Говорил он неразборчиво, тихо, иногда бредил или затихал, а порой голос его пропадал совсем.

Врач, немолодой, но в силе мужчина кивал на дверь, предлагая закончить разговор. Ротыгин утомлял его пациента, но следователь, просил его подождать еще хотя бы несколько минут. Он хотел задать вопросы, которые возможно прольют свет на произошедшие в парке события. Сведений и зацепок было крайне мало.

– Как они выглядели?

– Они ушли спокойно и даже как-то равнодушно, … как будто… как будто чувст-во-вали за собой силу.

– Какие-нибудь приметы?

– Все так неожиданно случилось.

Он затих. Выждав минуту другую, пока курсант наберется сил, Ротыгин опять осторожно формулировал вопросы, облекая их в новую форму.

– Что-то странное, черты детали, ну ты же сам из нашего ведомства, должен понимать?

– Не помню.

– Ты должен нам помочь,

– Если дело пойдет на поправку, я постараюсь… – Испарина проступила у него на лбу. – Составить словесный портрет или фоторобот, а в таком состоянии не до того!

– Мысли путаются?

– Не знаю, всё как в тумане.

– Ты их видел в первый раз.

– Кажется да.

– Имя не спрашивали?

– Нет.

– Ну, что-то они тебе говорили?

– Сказали: «Прохлаждаешься? Весело тебе?

– И все?

– Другой добавил, кажется «Получай!»

Ротыгин еще пару раз наведался к курсанту, но ничего существенного он добавить больше не смог. Исходя из его показаний, выстрел был произведен почти бесшумно, и он даже не сразу понял, что ранен. Только когда слабость начала затуманивать глаза и на кителе проступило горячее липкое пятно, он понял, что произошло. Конфликта как такового не было. Пара ничего не значащих фраз.

В парке в то время еще было много народу. Несомненно, кто-то, что-то видел или слышал, запомнил приметы нападавших. Ротыгин сам выступил по местному телеканалу. Долго настраивался, говорил проникновенно. Старался в голос вложить боль утраты. Мысленно представлял лицо парня. Веснушки, курносый нос. Каково теперь его матери. Она передвигалась, натыкаясь иногда на стенки, и так как будто к ее спине приложили мешок с песком, и он не давал ей распрямиться вздохнуть полной грудью. Страшно представить. Он видел ее в коридоре относительно молодую, но согнувшуюся от горя женщину в черном длинном одеянии. Образ ее перекликался в его представлении с монастырскими женщинами. Безропотное бездумное послушание, отчужденность от мира и всего суетного и бренного.

– За что!!!? Может я, в чем виновата, недоглядела, не воспитала, не научила? – спрашивала она и смотрела невидящим взглядом.

Черненький невысокий лейтенант Зильберман, который сидел напротив Ротыгина, торопливо налил ей воды, но она к ней не притронулась, а продолжала говорить, как бы ни к кому не обращаясь:

– Может грех, какой на мне. Обидела кого случайно, что прокляли меня и моих родных?

Давила эта тяжесть. Давила прижимала к земле. Не давала вырваться непроизвольному крику, мольбе к Богу, Всевышнему. Кто поймет страдание матери! Кто заглянет в эту иссохшую, почерневшую от горя душу! Наверно она его отговаривала. Наверно предполагала, что все может так случиться, но ведь не вдруг… не в первые, же месяцы.

Свидетелей происшествия так найти и не удалось. Скорей всего они были, но боялись объявиться. И было отчего. Такие отморозки могли запросто убить любого. Олег возлагал на телевиденье серьезные надежды, но винить людей не мог. «Гражданская позиция вещь скользкая. Работники милиции и сами могут за большие деньги сдать свидетеля. Он почти наверняка догадывался о таком случае, который произошел с одним его коллегой, но доказать ничего было нельзя. Кроме подозрений ничего существенного. И продолжал он работать, и до сих пор улыбался, смеялся. Все, и он, делали вид, что этот случай забыли. Но только как такое забудешь. Хотя в этой жизни все случается, может дикое стечение обстоятельств или какие-нибудь игры со шпионскими штучками, прослушками? Но тогда откуда через полгода у его матери пенсионерки нашлись деньги на домик в Краснодаре. Живет старушка, каково там ей? Тепло спокойно! Там и сынок подтянется со временем. На какого следователя нарвешься? Народ умный пошел. Вот и отсиживаются, не рискуют.