Александр Черенов - Мёртвые не кусают?! Долг платежом кровью красен

В среднем «зашкаливало» за шестьсот рублей в месяц – и без «довеска» в виде упрёков «за незаслуженно получаемую гигантскую зарплату». А ещё никаких сверхурочных: два выходных в неделю – «железно» твои! Рабочий день – до пяти, а потом – шагом марш на выход! «Вот это жизнь – живи, не тужи», как пел один товарищ! Никакого же сравнения с «прокуратурским рабством»! Но Иванов не смог уйти сразу: «не хватило политического мужества», как сказал бы уже другой товарищ, ответственный… своей безответственностью.

Пришлось Александру Сергеевичу возвращаться из сказки в жизнь. Ну, как «пришлось»: сам надумал… или не надумал. И в этой жизни ему сегодня предстояло решить вопрос: ехать ли назад в прокуратуру, или «отложить удовольствие» на ближайшую субботу, «прихватив» заодно и воскресенье. После тяжёлых непродолжительных раздумий Александр Сергеевич «повернулся к лесу задом, к дому передом». А тут и «экспресс» подошёл. Подошёл, как меч Александра Македонского к «гордиевому» узлу. И сомнениям не оставалось ничего другого, как «приказать долго жить». Своевременно нагрянула и мысль о поджидавшей его дома бутылке мадьярского вермута «Кечкемет». В итоге – и без «приказа» – у сомнений не было ни единого шанса…

…«Утро вечера мудренее» – великая народная мудрость. Иванов не успел открыть дверь в холл прокуратуры, как навстречу ему со скамьи поднялись две знакомые фигуры: мама и дочка Селезнёвы. Те самые, которым он грозил накануне «депортацией в СИЗО». Александр Сергеевич уже не помнил их по именам, но это уже было неважно: главное, что пришли.

– Здравствуйте, Александр Сергеевич, – первой согнулась в раболепном поклоне щербатая ртом мамаша. Робко улыбнувшись, дочка тоже «сделала книксен».

В ответ Иванов молча кивнул головой и начальственно поморщился: noblesse oblige. Нечего «баловать мальчонку». Да и не мешало сразу же подготовить свидетельниц к даче «чистосердечных» показаний. Поэтому, открыв дверь, Иванов даже не озвучил команды на вход, а, по-прежнему молча, спиной к «подзащитным», сделал повелительный жест одним пальцем. Разумеется, «повторять приглашение» не потребовалось.

Блюдя себя, Иванов не упал с размаху в кресло, а «великородно» опустился в него. Звучно щёлкнули замки «дипломата»: «убивать» клиентуру надлежало квалифицированно, наповал и без «контрольного выстрела». Александр Сергеевич разложил на столе весь наличный запас материалов по делу, вооружился ручкой, и лишь после этого… не поднял глаз на Селезнёвых, робко мнущихся у порога.

– Проходите и садитесь.

Продолжая непритворно робеть, парочка расположилась на самом краешке скамьи для посетителей, словно куры на насесте. Оторвавшись от бумаг, Иванов, наконец, снизошёл до взгляда на «объект работ». Первой глаз зацепил старшую Селезнёву.

– Девиц привезли при Вас?

Даже сидячее положение не помешало свидетельнице основательно «прогнуться».

– Да, Александр Сергеевич, при нас.

– И где Вы были в этот момент?

Селезнёва попыталась улыбнуться щербатым ртом.

– Где же, как не на кухне, Александр Сергеевич?!

– Отвечать на вопросы! – начальственно окаменел лицом Иванов:

«каждый сверчок знай свой шесток!». Селезнёва не побледнела (не умела этого делать) и не смутилась (по чину не полагалось), но струхнула изрядно.

– Извините, Александр Сергеевич… Да, мы с дочкой были на кухне.

– С вами был ещё кто-нибудь?

Забывшись на мгновение, Селезнёва в недоумении, а вернее, от недомыслия, приподняла плечо.

– Мать… и этот… Ибрагим.

– Кто такой? – строго приосанился Иванов: так надо было.

Селезнёва в очередной раз «потерялась» и не сразу «нашлась». Вместе с ответом.

– Ну, он… это… Ну, мы живём у него…

– То есть, теперь он – хозяин дома?

– Ну, да, – шмыгнула носом Селезнёва. – А мы живём у него.

– И с ним, – без отрыва от протокола «невинно уточнил» Иванов.

Селезнёвы хихикнули «в унисон»: эта тема было много ближе и понятнее обеим. Классика: «это дело мне по силам, откажусь теперь едва ли!», как пел товарищ Антошка.

– Дальше!

Селёзнёва почти задумалась, и, не торопясь, скорчила физиономию. С претензией на ироничность.

– А дальше привезли этих девчонок…

– На чём привезли?

– На автобусе.

– И кто «привезли»?

Тётка попыталась наморщить далёкий от сократовского лоб.

– Ну… этот… Руслан… Потом… этот… Магомед… Кажется – всё…

– «Красавчика» забыла, – оскалилась желтозубым ртом Селезнёва-младшая. Мать тоже не задержалась с оскалом.

– Точно! «Красавчик» тоже был с ними!

Иванов слегка покривил щекой.

– Насколько я понимаю в биологии, «Красавчик» – это урод по фамилии Бичоев?

– Он! – в унисон расцвели физиономиями Селезнёвы: мама – давно увядшей, дочка – так и не расцветшей.

– Так-с…

Иванов отложил ручку, чтобы освободить пальцы… для умственного труда: несколько секунд они вместе занимались со столешницей. Наконец, мысль «настучалась».

– А кого-нибудь из девиц вы раньше видели?

Старшая Селезнёва немедленно осклабилась.

– Лену!.. Ну, такая… с длинными ногами, красивая… с распущенными волосами… Руслан её уже привозил сюда.

– Сюда – это куда? На Садовую, двадцать четыре?

– Ну, да.

Иванов на минуту отвлёкся на протокол и вновь поднял глаза.

– Всё?

Старшая честно пожала плечами, но «у микрофона» её уже замещала дочка.

– Лена была у нас… ну, до этого… два раза. А ещё была эта… как её?.. Аня.

– Аня?!

– Вот, падло буду! – перекрестилась четырнадцатилетняя девчонка, и тут же помертвела лицом. – Ой, простите, Александр Сергеевич!

– Ничего, – легко отпустил Иванов. Легко – оттого, что на душе стало ещё тяжелее от груза очередной новости: и Аня, оказывается – «та ещё»… Джульетта! – И с кем она была?

– Как с кем?! – явно неумышленно, в горячке разоблачения, «забыла устав» дочка. – С Русланом, конечно!

– И сколько раз?

– Один!.. Ну, у нас – один…

Иванов отложил ручку, и покачал головой: «чего не бывает в биологии! Даже «самые отсталые слои населения», оказывается, способны на проблески абстрактного мышления! Четырнадцатилетняя девчонка, ничего в своей жизни не видевшая, кроме нужды и членов многочисленных сожителей матери, не окончившая даже шести классов, моментально «сориентировалась в обстановке»!

– И когда это было? – частично подобрел Иванов.

Девчонка задумалась – и обменялась вопросительными взглядами с матерью. Та некоторое время изводила морщинами лоб, пока, наконец, не отметилась в себя классически прозвеневшей ладонью.

– Да этой же зимой и было! В самом начале: в конце ноября!

– И? – вопросительно приподнял бровь Иванов.

Первой хихикнула Селезнёва-младшая.

– Она так стонала… в спальне, что нам пришлось уйти в «предбанник»… ну, в сени.