Олег Солод - Пульс за сто

Кристина немного помолчала, потом спросила:

– Как ты поступишь с Лучинским?

Судя по тому, что она сменила тему, Сергеев понял – аргументы возымели действие. Впрочем, кто знает, надолго ли? Олег Михайлович принял решение вывести Кристину из игры.

– Сначала надо его найти, – уклонился он от ответа. – А там будет видно. Не думай об этом. Твоя помощь больше не нужна. Дальше я справлюсь сам.

– Но я обязана… – попыталась сопротивляться Кристина, правда, без прежней энергии в голосе.

– Все, – перебил ее Сергеев. – Вопрос решен. Сделаешь последнее дело – и отдыхай. Если хочешь, буду держать тебя в курсе.

Возражений не последовало.

05.35

Карпов находился на грани истерики. Темные очки, которые ему велели надеть, почти не пропускали света. Конструкция их была такова, что и боковым зрением не удавалось ничего увидеть, как ни скашивай глаза. В этих очках его вывели из дома, посадили в машину и увезли. С той поры прошло около получаса. Может, больше. Или меньше. Геннадий Иванович не был уверен, что в состоянии адекватно оценивать время. Поначалу он пытался по примеру героев боевиков считать повороты, но быстро запутался. Да и зачем все это? Какая разница, каким маршрутом они едут и куда его везут? Гораздо важнее другой вопрос: зачем?

С каждой минутой у Карпова крепла уверенность в том, что его везут на расправу. Похоже, Лучинскому удалось сбежать. Возможно, он сейчас в полиции. Если так, понадобится свидетель для подтверждения правоты его слов. А им может быть лишь один человек – Геннадий Иванович Карпов. Единственный свидетель.

Карпов не выдержал и спросил:

– Вы меня убьете?

Кристина – машину вела она – ответила:

– Не говорите глупостей. Хотели бы убить – давно бы убили.

Не свойственная Кристине резкость, против ожидания, успокоила Геннадия Ивановича.

«Она права, – подумал он. – Если бы со мной собирались расправиться, не все ли было бы равно, запомню ли я дорогу?»

Вскоре машина остановилась. Кристина взяла Карпова под руку.

– Идемте со мной.

Скрипнула дверь. Они куда-то вошли. Потом поднялись на несколько ступеней. Зашумел лифт. Почти сразу с привычным лязгом открылись двери. Лифт поднимался долго. Значит, в здании было много этажей. Наконец, двери открылись. Они вышли.

– Стойте, – сказала Кристина.

Карпов подчинился. Загремели ключи.

– Входите… Теперь можете снять очки.

Геннадий Иванович не заставил просить себя дважды.

Они стояли в прихожей небольшой малогабаритной квартиры. Во всяком случае, в поле зрения Карпова оказались три двери. Две из них, судя по всему, вели в ванную и туалет, а третья…

– Комната там, – показала Кристина.

Они прошли внутрь. Обстановка походила на гостиничный номер времен восьмидесятых годов прошлого века. Диван. Стол. Кровать у стены. Телевизор. Кресло. Небольшой столик у дивана.

– Теперь я буду жить здесь? – спросил Геннадий Иванович.

– Все вопросы – к Олегу Михайловичу. Он приедет позже. Тогда же привезут ваши вещи. Пока отдохните. Проголодаетесь – на кухне есть продукты. Дверь за мной закроете сами – ключи лежат рядом на полочке. Если позвонят – не подходите и не отвечайте. Никто из нас звонить не будет – у нас есть дубликат. Так что в замочной скважине ключи не оставляйте.

– Вы доверяете мне ключи? А если я возьму и уйду?

– Уходите. Выбор по-прежнему за вами. Кстати, меня просили передать, что окна здесь не открываются. Уж извините. По-моему, все. Желаю написать хороший рассказ.

– Желаете? С чего бы? Мне казалось, ваша компания скорее заинтересована в обратном.

– Прощайте, Карпов. – Кристина вышла в коридор, вскоре за ней хлопнула дверь.

«Обиделась, кажется, – подумал Геннадий Иванович. – Но ведь она же… Вшивый интеллигент, – тут же ругнулся он про себя. – Без чувства вины – никак. Кстати, почему она сказала “Прощайте”?»

Карпову вновь стало тревожно. Он подошел к окну и подергал ручку. Окно действительно не открывалось. Окружающий пейзаж был незнаком.

«А если разбить? – подумал Геннадий Иванович и немедленно возразил сам себе: – Какой смысл? Если можно просто уйти – зачем бить стекла?»

Он сел на диван. Со временем тревога улеглась. Возможно, Карпов просто устал бояться.

На то, чтобы изучить квартиру, много времени не потребовалось. Единственная комната, ванная, туалет, прихожая и скромных размеров кухня – после загородного коттеджа контраст разительный. Благодаря скудной обстановке новое пристанище к тому же не выглядело обжитым, больше походя на гостиницу для не слишком притязательных постояльцев.

«Наверное, это такая форма наказания, – подумал Геннадий Иванович. – Хоть формально ты ни в чем и не виноват, но имей в виду – тобой мы тоже недовольны».

Чтобы разогнать неприятные мысли, Карпов вернулся на диван и включил телевизор. Он не слишком жаловал «зомбоящик», но других способов отвлечься квартира не предоставляла. На первом канале шел астрологический прогноз. На следующей кнопке рекламировали средство от молочницы. Нажав кнопку еще раз, Карпов увидел Штирлица, спавшего в автомобиле. Голос Копеляна доверительно сообщил: «Пройдет несколько минут – и он проснется».

Геннадий Иванович позавидовал разведчику, способному спать по заказу. Ему самому немного сна сейчас точно бы не помешало.

17 июня

09.20

Лучинский очнулся от чудовищной головной боли. Болело все и везде. Особенно ломило затылок. Павел Борисович не стал открывать глаза. Если это похмелье, будет только хуже. При этом боль почему-то воспринималась отстраненно, словно голова принадлежала не ему, а совсем другому человеку. Неспешно, одно за другим, как воздушные пузыри сквозь растительное масло, из глубин сознания стали всплывать воспоминания. Встреча с полицейскими… уход из коттеджа… Кажется, Карпов пытался его остановить…

Несмотря на приглушенность эмоций, Лучинскому стало тревожно. На трезвую голову ночное бегство воспринималось иначе. Теперь Павел Борисович не был настолько уверен, что действия Сергеева – блеф. Следовало, по крайней мере, допустить иную возможность. Осознание этого факта усилило ощущение тревоги. Немудрено. Если он ошибся, то подписал себе смертный приговор.

Лучинский попробовал разомкнуть веки. Хуже не стало. Может, потому, что хуже некуда? Было светло. Значит, сейчас утро или день. Рядом ритмично пищал какой-то прибор. Павел Борисович вспомнил, что находится в больнице. Боже, как болит голова! Он попробовал дотронуться до нее, но руку что-то держало. Обе руки. Лучинский рискнул оторвать голову от подушки. Боль усилилась, но не настолько, чтобы ее нельзя было терпеть. Критик скосил глаза и увидел, что обе руки привязаны к кровати скрученной в жгут простыней. Вот это номер!