Юрий Якунин - Месть агента. Роман

В 1921году, когда в Тбилиси вошли части 11-й Красной Армии ничего не предвещало драмы в семье известного и всеми уважаемого фотографа Петра Маргелова. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает, никто не застрахован от случайностей и если кто-то случайно выигрывает в обычную лотерею большую сумму, то в небесную рулетку кто-то не то выигрывает смерть, не то, проигрывает жизнь.

Одному из подвыпивших комиссаров в засаленной, пропахшей от кочевой жизни потом, табаком, а то и кровью кожанке, зашедшему сфотографироваться в «Фотографию Маргелова», приглянулась миловидная блондинка – жена фотографа Петра Маргелова. Разогретый винным возлиянием комиссар стал грязно к ней приставать, размахивая маузером, который он вынул для серьезности фотографии, а когда получил от мужа замечание, то, не моргнув глазом, пустил маузер в ход и на глазах одиннадцатилетней дочери застрелил её родителей, как недобитых буржуев.

В тот день для Жени, в одно мгновенье ставшей сиротой, закончилось счастливое детство. Её приютила родственница матери, работавшая в госпитале. С тех пор Женя жила с ней при госпитале и помогала ухаживать за больными, а когда родственница умерла, как бы заменила её на работе.

– Женечка Петровна, срочно в приемное отделение! – крикнула, приоткрыв дверь ординаторской молоденькая санитарка.

– Офицера привезли, сбит на мотоцикле, жена насмерть, да и он, думаю, не жилец!

Женя, старшая сестра хирургического отделения, была опытной, исполнительной, умеющей и знающей больше некоторых врачей. Была немного замкнутой, неулыбчивой вне работы, но с больными она преображалась, за что её и любили. На работе её ценили, она была как бы всегда «под рукой», так как даже жила во флигеле госпиталя. Вот и сегодня, в выходной, ей придется и принимать поступившего больного и если будет операция, то и ассистировать.

Женя посмотрелась в висевшее при выходе зеркало, прибрала волосы под

шапочку, поправила халат и пошла осматривать поступившего после аварии офицера.

На каталке лежал крупный мужчина, в голубых петлицах которого было две шпалы. Черты лица майора трудно было определить, так как лицо напоминало сплошное кровавое месиво, высокий лоб, широкие скулы и черная курчавая шевелюра с залысинами, выдавали в нем упрямый характер. Окровавленные губы еле слышно шептали:

– Мери, что с Мери, где она?

Женя достала из кармана его гимнастерки документы.

– Мелитон Георгиевич Арчвадзе, 1903 г рождения, майор, летчик, множественные ранения вследствие аварии. – продиктовала она, оформлявшей карту больного, сестричке.

На каталке лежал застегнутый планшет. Женя открыла его, так как должна была перечислить находящиеся в нем документы и передать на хранение. В первом отделении лежала карта Грузии, а вот то, что она увидела в другом отделении, заставило её вздрогнуть и осмотреться видит ли кто-то. В планшете лежало письмо с крупной надписью сверху: «Строго секретно. Лично Товарищу Сталину». Женя знала, чем может грозить майору обращение к Сталину, минуя выше стоящих командиров. Женя понимала, что если кто-то куда-то о письме донесет, а такие доброхоты в госпитале были, то майору лучше не выздоравливать. Госпиталь частенько навещали люди из НКВД и забирали даже больных офицеров и те, почти никогда, не возвращались долечиваться.

Женя незаметно сунула конверт под кофточку.

Операция длилась более четырех часов и хирург, военврач 1-го ранга, просто совершил чудо, вернув майора с того света.

– Теперь будет он жить или нет, зависело лишь от его организма и как на него взглянет Господь. – отходя от стола, сказал хирург, не то Жене, не то господу..

Два дня Арчвадзе был ни жив ни мертв, в сознание не приходил.

Шел 1937 год и появление сотрудников НКВД ничего хорошего не сулило. Конечно, врагов народа всяких мастей было немало и выкорчевывать их надо было со всей революционной беспощадностью, так как их вражеская подрывная деятельность мешала строить прекрасное и светлое будущее под руководством, дорогого каждому сердцу советского человека и до боли любимого всеми, товарища Сталина. Но, Жене казалось, что уж больно много этих врагов оказывалось среди друзей, знакомых и даже сотрудников, которых она знала давно, чуть ли не с детства. Конечно, Женя не сомневалась в правильности политики товарища Сталина и что бороться с врагами надо, но не одобряла местных служак, которые уж очень ретиво исполняли свои обязанности и косили людей, как траву косой.

В конце вторых суток в больницу пришли два офицера НКВД.

Военные в кабинете главврача отделения поговорили и с Женей, спросив её, все ли вещи майора лежат перед ней на столе и не было ли еще чего-нибудь? У Жени сжалось сердце, у человека погибла жена, осталась маленькая дочка, которую Женя видела, когда та приходила с бабушкой. Ну, не мог этот майор быть врагом! Неужели этой малышке, так же как и ей придется остаться сиротой? Не может быть, это не справедливо! Женя была рада, что никто не видел письма Сталину, которое она спрятала в кочегарке и посмотрев на лежащие на столе личные вещи майора, часы, документы, портупею, раскрытый планшет и, увидев, что в нем отсутствует карта, она заявила:

– В планшете была вроде какая-то карта.

– Спасибо, мы её изъяли.

– Ну, а все остальное, как – будто, на месте.

Сотрудники решили поговорить с майором и, несмотря на то, что врач отделения предупредил визитеров, что майор второй день не приходит в сознание, сотрудники НКВД все равно вошли в палату.

Придя домой с распухшим носом сразу прошел в свою комнату и был благодарен домашним, что не стали заходить и задушевно, успокаивая расспрашивать. Минут через двадцать тихонько вошла бабушка с миской какого-то настоя и потрепав за волосы, стала молча меня лечить. С утра была суббота, нос как-то вошел почти в норму, да и болел терпимо. Настроение было никакое, полная апатия и прострация. Почти целый день валялся на диване, читал Азимова и тупо смотрел передачу «Вести с полей».

Злость прошла, осталось гадливое ощущение оплеванности. Домашние, видя мое состояние были уверены, что я подрался с кем-то, возможно из-за девочки. Дело молодое, главное живой, все остальное поправимо!

В воскресенье, после позорной пятницы и лечебно-меланхоличной субботы, захотелось развеяться. Я спустился во двор, расписал с ребятами пульку. Когда заморосил дождик решили сходить в баньку за углом. Попариться, пройтись по пиву, а потом завалиться к девицам в общагу физкультурного института, это было делом обычным. Общага была по соседству, а мы там были завсегдатаи. Первое время были стычки с ребятами из той же общаги, но их было мало, а мы местные, так что дела быстро уладились. Когда мы приходили с выпивкой они с удовольствием присоединялись с девицами, составляя компанию.