Виктор Горошин - Меня убьют четвертым выстрелом

– Пусть будет, – кивнула Лариса.

– И ты думаешь, что у… твоего парня серьезные намерения?

– Да какие бы ни были… Во всяком случае, на первый взгляд производит впечатление весьма порядочного человека.

– В отличие от меня?

– Тебе очень не идет говорить глупости. – Лариса немного помолчала. – Он оказался единственным выжившим в крупной автоаварии. Я его оперировала почти целый день. Потом ждала, когда он очнется от наркоза. Сидела у его кровати и молилась. Знаешь, я молилась по-русски и почему-то очень боялась, что эта молитва может не помочь американцу. Дура такая… А потом в какой-то момент просто вырубилась на несколько минут. Когда очнулась, увидела, что он уже открыл глаза и внимательно на меня смотрит. А я не знала, что ему сказать. Так мы несколько минут молча друг друга и разглядывали. Наконец, он, видимо, принял самое важное решение в своей жизни и сказал: «Доктор, я знаю, что вы спасли мою жизнь. Теперь я должен на вас жениться.»

– Так и сказал – «должен»?

– Так и сказал.

– Ответственный, видимо, парень… – пробормотал Фрэнк.

– Не то слово. У него еще кружилась голова, он был очень слабенький. В любой момент могли начаться осложнения. А он уже думал о своих обязательствах. Настоящий мужчина. Разве можно такому отказать?

– Ты действительно ждешь от меня ответа?

Только сейчас они обратили внимание, что все пассажиры уже прошли в самолет. Лариса подхватила сумку и, не отрывая взгляда от Фрэнка, подошла к стойке. Получив посадочный талон, она еще раз обернулась, неловко взмахнула рукой и через несколько секунд скрылась в тоннеле.

Фрэнку Чапмену было четырнадцать лет, когда он стал лауреатом Национального конкурса юных пианистов. На предварительном этапе играл несколько пьес из «Времен года» русского композитора Чайковского. Наставник тогда посоветовал узнать что-нибудь о России, говорил, что это поможет глубже вникнуть в замысел автора. Фрэнк не особенно понимал, что Мастер имеет в виду, но он привык ему доверять, а потому отыскал в библиотеке несколько книжек об этой далекой и, как он знал, абсолютно заснеженной стране.

Уже потом, в своих многочисленных интервью он рассказывал, как сначала незаметно, а потом все настойчивее и ярче Россия начала заполнять его жизнь. Он постигал ее через музыку, литературу, полотна живописцев. Еще не зная русского языка, он заучил эпиграфы к каждой пьесе из «Времен года» и неустанно их повторял, наслаждаясь звучанием незнакомой речи, как музыкой.

– И мирной неги уголок

Ночь сумраком задела,

В камине гаснет огонек

И свечка нагорела.

Ему очень хотелось знать, что означают все эти слова. И он начал учить русский язык. Чуткий слух музыканта легко улавливал особенности чужой речи, а тренированная память надежно их сохраняла. В двадцатилетнем возрасте он впервые осуществил свою мечту и поехал в Советский Союз. Москва и Ленинград произвели на него ошеломляющее впечатление. Он не предполагал, что и мир вне музыки может быть так прекрасен. Особенно поразили его древние церкви. Выросший в протестантской семье, Фрэнк был сражен величавостью и богатством российских храмов. Он начал изучать православных философов. К тому времени он уже свободно мог читать их в подлиннике. Ночами просиживал над учением Сергея Булгакова о Софии Премудрости Божьей, недоумевая, почему эта книга была осуждена Московской Патриархией. Еще одной загадкой для него явилась насильственная смерть отца Павла Флоренского. Он перечитал все, что сумел найти о жизни и судьбе этого человека, но так и не смог понять, за что его расстреляли.

Поймет он это значительно позже. Когда рухнет Советский Союз, откроются доселе недоступные архивы, и поток ужасающей информации хлынет в Соединенные Штаты.

В сорокалетнем возрасте Фрэнк Чапмен решил креститься в Православие. К тому времени он уже был всемирно известным композитором. Его произведения звучали в самых престижных залах. Великие дирижеры считали за честь с ним работать.

А он продолжал оставаться таким же, каким был в юности: немного чудаковатым, но мудрым и невероятно одаренным человеком. Его сумбурные отношения с женщинами, о которых с таким упоением кричали таблоиды всего мира, придавали этому образу дополнительное обаяние.

Крестился Фрэнк в Атланте, в Церкви Марии Египетской, священник которой отец Питер, рыжебородый, краснощекий здоровяк, по рождению был ирландским католиком. Много лет назад, подвыпив, он решил поиграть в футбол. И как-то ненароком, на ровном месте споткнулся. Валяясь с переломом ноги в больнице, он закрутил роман с медсестрой, иммигранткой из Украины. А когда их отношения вышли на качественно новый уровень, и встал вопрос о заключении законного брака, вдруг выяснилось, что невеста не представляет себе семьи без венчания, а мужа – ирландского католика. Ирландского-то еще ладно, главное, что человек хороший, а вот католика – увольте. А Питеру было все равно. Прекрасная украинка, с такой пленительной фигурой, значила для него гораздо больше, чем все религии в мире. Не особенно задумываясь о последствиях, он, шутя, принял веру невесты. Но любимой формального обращения оказалось мало, и она каждый вечер делилась с мужем тайнами Православия. Зачастую, к неудовольствию Питера, предпочитавшего другие занятия, тоже, по его мнению, способные укрепить семейные отношения. Но любовь, как известно, творит чудеса, и Питер с причудами жены, в конце – концов смирился. Даже с сорокадневным постом, который, как известно, предполагает отказ не только от скоромной пищи. А через несколько лет, отучившись, и вовсе стал Православным священником. Русского языка он, правда, так и не выучил, но знал, что Бог внимает молитвам, независимо от того, на каком наречии они произносятся.

Крестившись, Фрэнк Чапмен решил несколько упорядочить свою жизнь. Ему ведь объяснили, что все его прошлые грехи теперь списаны, так что, не стоит зарабатывать новые. Он старался. Но было тяжело. Дорога не всегда была гладкой, и Фрэнк, будучи человеком неглупым и жизнелюбивым, зачастую на ней спотыкался. Как правило, не без удовольствия. Возмездие не заставило себя ждать.

Ему тогда не было и пятидесяти лет. В тот день он репетировал с оркестром свой новый опус. И внезапно почувствовал, что ему не хватает воздуха. Он попросил увеличить мощность кондиционера. Ему ответили, что она прочно зафиксирована на максимальном уровне. А воздуха становилось все меньше и меньше…

Очнулся он в машине скорой помощи. Над ним колдовали какие-то люди. Тревожно гудела сирена. Он попытался улыбнуться и спросить на каком он свете. И то, и другое давалось с большим трудом. Но все же его радовало, что боли не было, а дышалось легко. О предназначении трубочек, подвешенных у его носа, он и не догадывался.