Клава Дырда - Истерия

– Вы никогда не ошибаетесь? Ведь так? – откровенно спросила Лиза.

– Человеку свойственно ошибаться…

– Но вы – исключение. Скажите мне, Маргарита Александровна, вы вуз с отличием закончили?

– Да, – Рита поджала губы. – Какое это имеет отношение к нашему разговору?

– Потом вы, наверняка, еще какую-нибудь ординатуру лучше всех преодолели, правда? – не дождавшись ответа, Лиза продолжала. – И теперь работаете в одной из лучших клиник нашей страны. Именно там, куда свозят со всей России самых интересных шизоидных… Это же так почетно! Вы не зря выбрали такую профессию, ведь психотерапевты умнее всех на свете. Так?

– Елизавета, мы далеко ушли от основной темы нашего разговора, – казалось, спокойствие Риты было нерушимым.

Лиза поняла, что несколько перегнула палку, но ей было плевать. Лишь соблюдая этикет, она произнесла сквозь зубы:

– Ну уж извините…

– Все в порядке. Давай продолжим, у меня осталось не очень много времени на тебя.

Рита снова раскрыла блокнот и продолжила писать, задавая однообразные вопросы своей пациентке.

«– Лизунь, я не хочу, чтобы ты мучилась, – Аня отвернулась в сторону. Она сидела на жесткой, обитой дерматином кушетке и теребила пальцами штаны своей любимой пижамы с уточками. Совсем недавно она все-таки согласилась лечь в стационар на обследование. Буквально за несколько бессонных недель из крепкой спортивной девушки она превратилась в худое, еле дышащее тело.

– Уходи, – глухо, но настойчиво произнесла Аня.

– Ты же знаешь, что не стоит мне говорить таких вещей, – зло ответила Лиза. – Время посещения еще не закончилось. Я никуда не уйду.

– Не нужно, Лизунь… Мне здесь не помогут, я уверена. Уходи и постарайся забыть всю эту хрень.

– Забыть тебя, да? Просто забыть, – ответный вопрос звучал слишком резко. Лиза подумала, что ей очень хочется ударить Аньку, причинить ей сильную физическую боль – быть может, это заставит ее очнуться и прекратить говорить страшные глупости.

Аня ничего не ответила. Лиза погладила ее по тусклым длинным волосам. Ей вдруг снова вспомнилось то лето, когда они отдыхали в лагере. Аня заливала слезами разбитое неудачной любовью сердце, а Лиза гладила ее по ярко-черным волосам и успокаивала, как ребенка.

– Ты поправишься, – ласково произнесла Лиза, стараясь придать голосу уверенность.

– Нет. – Аня замотала головой. – Он меня не отпустит, никогда не отпустит. Он съест меня с потрохами… Съест…

В этот момент Лизу охватил гнев. Она сцепила свои руки до боли в пальцах, чтобы преодолеть желание что-нибудь схватить и разорвать в мелкие клочья.

– Блять, Аня, прекрати думать об этом! Ты сама себя съедаешь! Перестань, перестань, перестань!

– Уходи, Лизунь, – чуть слышно произнесла Аня и поднялась с кушетки, чтобы удалиться в свою палату…»

Снова настала ночь. Лиза лежала в своей одиночной палате и смотрела в потолок. Из уголков ее глаз быстро текли горячие слезы. Уже несколько ночей подряд она пыталась не спать, но каждый раз у нее ничего не получалось. Вот и теперь веки тяжелели с каждой секундой, игнорируя быстрое сердцебиение и непрекращающийся поток соленой, едкой жидкости из глаз. Ни успокоительные, которыми ее здесь пичкали, ни снотворное почему-то не действовали. «Надо смотреть по сторонам, нельзя сосредотачивать внимание на чем-то одном», – думала Лиза. Но в пустой комнате, где находилась только больничная койка, нечего было рассматривать. Серые стены, серый потолок, блеклые тени мира за высоким окном. Чуть искрящееся в свете фонаря стекло, заключенное в деревянную раму. Лиза на минуту засмотрелась на него. Вот бы дотянуться, разбить, воткнуть в себя осколок и забыть весь ужас. Но кровать не сдвинуть с места… Анька все же была сильнее духом, у нее получилось быстро умереть. Сейчас Лиза ей очень завидовала. И вдруг она испугалась собственных мыслей. «Нет! Нет, пожалуйста, я хочу выздороветь… Хочу выздороветь…», – слезы брызнули с новой силой.

– Господи, помоги, – слабо прошептала вслух Лиза и через несколько минут все же уснула.

Когда сознание провалилось в сон, она в очередной раз очутилась на той самой выставке. Студгородок, административный корпус медакадемии, закуток с тремя большими картинами. Прямо перед Лизой качается в буйных волнах человек-кит с запрокинутой назад головой.

Лизу начинает переполнять страх. Она знает, что сейчас произойдет.

Через пару мгновений мужчина на картине поворачивается лицом к Лизе со скалящейся усмешкой. Его глаза горят бесконечной чернотой, в них ничего нет.

– Здравствуй, Елизавета! – победно произносит он шелестящим голосом.

Лиза закрывает уши руками, но не может отвести взгляда от картины.

– Нет! – плачет она.

– Разве ты не рада меня видеть?

– Ну, зачем? Зачем все это? – девушка не может зажмурить глаза, чтобы не видеть человека на картине. Она пытается громко читать молитву Отче наш, но все время запинается на полуслове, потом старается вспомнить начало предложение, проговаривает заново. Мужчина скалится, протягивает руки перед собой и вытаскивает их из плоскости холста, чтобы дотянуться до девушки.

Вдруг Лизу что-то сбивает с ног, она падает на колени перед картиной и обхватывает живот руками. Внутри все горит, кажется, органы плавятся и слипаются единым тягучим комком.

Человек-кит не отрываясь смотрит, как корчится на мраморном холодном полу девушка. На его губах уже знакомая до боли ядовитая усмешка.

– Елизавета, я не могу иначе, – лишь это отвечает он на ее молитвы и плач. – Я должен съесть тебя всю, без остатка.

В ту ночь в одной из одиночных палат крупнейшей в стране клинической больницы снова ударялись об стены крики и умоляющий женский плач.

Ранним утром, как и глубокой ночью, на центральных улицах небольшого города, приютившегося на юге столичного региона, властвовала тишина. Всего через пару часов люди начнут торопиться туда, где кипит трудовая жизнь. Самые большие потоки рабочего и учащегося населения стекались всего в два места – это Медицинская академия с Институтом изучения эндогенный психических болезней и Городская клиническая больница №2 с огромнейшим по федеральным меркам отделением психиатрии. Именно в этих двух учреждениях трудились лучшие специалисты своей области, многие из которых не гнушались ездить на работу в область из самой столицы, в то время как большинство жителей выбирали обратное направление следования электрички.

Маргарита Стронгина была из тех, кто преодолевал семьдесят километров из административного центра до места работы на личном автотранспорте. В свои двадцать шесть лет, из которых семь пришлись на учебу в академии и клиническую ординатуру, она искренне полагала, что уже добилась определенных высот в карьере. Самым главным достижением, конечно же, была должность врача-психотерапевта в престижной российской больнице, авторитет которой признавали не только на областном, но и на федеральном уровне. После пяти лет медицинского образования Рита без труда поступила в клиническую ординатуру. Сначала она была клиническим ординатором ГКБ №2, весьма успешно проявила себя и чуть меньше полугода назад получила настоящую должность в штате и первого нетривиального пациента. Главный врач, судя по всему, возлагал на молодого специалиста большие надежды, ведь не зря же он несколько лет терпел невероятное упрямство и самоуверенность Риты. Взрастить из девушки хорошего практика главного врача однажды попросил его хороший друг и ее бывший научный руководитель в медакадемии – уважаемый в городе преподаватель с многолетним стажем Георгий Фирсовович Бехтерев. Он выпускал из-под своего крыла лучших врачей округа. К таковым относила себя и сама Рита.