Алексей Кадигробов - Орёл или решка

Семен Михайлович вышел из отделения сбербанка и, подняв голову, посмотрел на затянутое тучами небо. Погода портилась. Он решил не ходить в гараж, а, заглянув в гастроном, вернуться домой. Дойдя до тротуара, мужчина направился вглубь квартала. На другой стороне улицы под раскидистым тополем стояли два парня студенческого возраста. Ребята, еще минуту назад что-то бурно обсуждавшие, сейчас как по команде, пошли вслед за вышедшим из сберкассы пенсионером. Дождавшись момента, когда мужчина дошел до середины безлюдного проулка, ребята, ускорив шаг, быстро настигли деда и один из них – худой, с наглыми, выпученными глазами, как бы между прочим, поинтересовался:

– Отец, время не подскажешь?

Семен Михайлович остановился, вытянул руку так, чтобы, из-под манжеты рубахи показались часы.

– Половина двенадцатого, – сказал он.

Часы парней совсем не привлекли – старые, потертые и еще отечественной компании « Луч ». – Самое время, – сказал второй, оглядываясь по сторонам предложить нам немного денег, чтобы мы сейчас, здесь никого не тронули. Сказал, и хищно прищурился.

Вообще-то худыми были оба студента. Спортивного, в парнях, было только гонор и костюмы. – А с чего вы взяли, что они у меня есть? – Спросил пенсионер.

– Не валяй дурака, старый! В сбербанк так, от нечего делать, не ходят, – бросил лупоглазый. – Давай, что у тебя там перевод или пенсия, – сказал другой, – давай половину, по-хорошему, не – то все заберем, и домом твоим станет больница! И снова оглядевшись, вынул из кармана куртки кулак, облаченный в кастет.

Теперь стало очевидно, что дальнейшие переговоры – бессмысленны.

Мужчина, покачав головой, пошарил по карманам пиджака.

– Это не то, – сказал он, доставая из кармана тяжелый ключ от винтового замка на гараже и перекладывая его в пустую матерчатую сумку, которую держал в свободной руке. Парни, оглядываясь по сторонам, переминались с ноги на ногу, в ожидании легких денег. – А вот это – ТО! – Сказал он, переложив сумку из левой руки в правую, и размотав ее за ручки, Семен Михайлович начал методично лупить оп рукам и бедрам участников разбоя. Ошеломленная молодежь, явно не ожидая такого развития событий, бросилась бежать, спотыкаясь друг об друга и выкрикивая бессвязные полу – возмущения, полу – угрозы: «Ну, ты дед…! Ну мы тебя ..! »

– Прямо «Ну погоди!» какое то – подумал Семен Михайлович, а вслух крикнул:

– Эй, куда вы! А пенсия, вы же забыли свою долю! Кричал он, потрясая в воздухе сумкой, но «пайщики» уже скрылись за углом дома.

«Хорошо, что ключ с собой был», – подумал Семен Михайлович, опуская руки, – а то ведь пустой сумкой хорошо только мух пугать».

Семену Михайловичу сегодня исполнялось шестьдесят шесть лет, и у него не было желания делить свою пенсию, в этот знаменательный день, с кем бы-то ни было.

Будучи человеком общительным и доброжелательным Семен Михайлович не утратил крутости нрава молодых лет. И не стеснялся его применять, когда это было необходимо. В свое время жизнь на комсомольских стройках закалила в нем характер настоящего мужчины, и сталкиваться с подобными типами ему было не в первый раз, ведь Байкало-Амурскую магистраль и ДнепроГЭС возводили не только руками сознательных комсомольцев, но и несознательных зека, с которыми время от времени приходилось сталкиваться.

Внешность он имел не особенно выдающегося из толпы человека. Этакий среднестатистический пенсионер. Среднего роста, плотного телосложения, склонного к облысению – поэтому стригся всегда коротко, чтобы не походить на молодящихся пенсионеров, зачесывавших «локон страсти» с виска на лысину, который потом при боковом ветре вставал как ирокез у панка.

Жил Семен Михайлович в однокомнатной квартире с трещинами в потолке и стенах, через которые тараканы уже давно не бегали, а ходили на обед неторопливо, по часам, как старые госслужащие, которые проработали в одной и той же канторе многие годы.

Кроме того он был «счастливым» обладателем скромной пенсии, артрита и ордена «Трудового Красного знамени», полученного за участие в комсомольских стройках, где он работал покорителем железа – то есть механизатором.

Носил Семен Михайлович серый костюм старого покроя и рубашку в полоску. Под костюм вместо туфель он предпочитал обувать практичные и востребованные еще со времен древнего Рима сандалии. И эти сандалии сейчас направлялись в родной гастроном.

Гастроном, не смотря ни на что, оставался родным потому, что спустя тридцать неспокойных лет многое осталось по-старому:

Старая заведующая, половина прежних продавщиц, которые так же хамят, когда в плохом настроении, и так же обвешивают в независимости от него, и даже старые прилавки – холодильники, не считая парочки новых, привезенных поставщиками пива и мороженого. За столько лет не изменился даже фасад двухэтажного, кирпичного дома, на первом этаже которого располагался гастроном, но Михалычу нравилась эта живущая до сих пор память о том времени, когда в этой стране была, казалось бы нерушимая, стабильность.

Купив продукты, именинник остановился у винно – водочного отдела при входе и заказал бутылку армянского коньяка.

– Что это вы, Семен Михайлович, с завидным постоянством обходили мой отдел и вдруг на тебе – коньяк! Никак с дамой сердца на свидание собрались, – сказала с иронией молодая, черноволосая продавщица, не скрывающая своего четвертого размера, в котором терялся крестик, свисающий на тонкой, золотой цепочке.

– А что, ответил мужчина, никогда не поздно осчастливить женщину. Вот ты, Татьяна, пошла бы со мной на свидание?

– «С вами, Михалыч, хоть на край света,» – сказала девушка и рассмеявшись они распрощались.

Покинув гастроном, Семен Михайлович неспешным шагом прошёлся вдоль каштановой аллеи, пока не достиг полуразрушенных ступеней старого, еще сталинской постройки дома. На дверях подъезда красовалось очередное уведомление из ЖЭКа о выселении жильцов дома, в связи с его сносом и расселением жильцов по малосемейным общежитиям.

Михалыч, негромко выругавшись, дернул на себя ручку двери и вошел в подъезд. Поднявшись на одном дыхании на свой, пока еще законный третий этаж, он остановился. Годы давали о себе знать. Немного переведя дух, Семен Михайлович вошел в квартиру. Разувшись, и сняв пиджак он прошел на кухню, и разобрав сумку, начал не торопясь нарезать закуски. Примерно через два часа с работы должен был вернуться внук, и ему хотелось успеть организовать праздничный стол. Картошка на плите весело кипела. Из радиоприемника на стенке звучал звонкий голос Пугачевой, поющий о том, что могут короли. Михалыч прервался для того, чтобы заточить нож, услышав шум подъехавшего автомобиля он, кончиком ножа отодвинув в сторону занавеску, посмотрел в окно.