Геннадий Опарин - Выход тигра. Проект «ГиперСибирея»

В своей стране он стал вроде иностранца, которому оставалось, забыв про честь и кто он есть на своей земле, идти в наем к новоявленным хозяевам или становиться одиноким волком.

Павел осознавал, что именно подобный путь ему был уготовлен, и шабаш уже повсюду развесил загонные флажки, чтобы в одночасье, припечатав клеймом волка, пустить по его следу прикормленную свору.

После долгих и мучительных раздумий, оставив все самое дорогое позади, с одним рюкзаком за спиной он махнул в тайгу на север, где хотел подлечить израненную душу от потерь, собраться с мыслями и спросить пророка о смысле жизни и России. Он свято верил в свою Отчизну, в веках прославленную Русь, навечно освещенную предвечным светом великих побед и подвигами героев, который льется к нам из глубины веков, как духовное наследие предков, как спасительный луч света во тьме.

Приехав в далекий таежный поселок, Павел с облегчением понял, что не ошибся. Остались еще на его Родине заповедные уголки нетронутые ржой разложения и лжи, где сохранилась та исконная, первозданная Русь, которую он бережно хранил в своем сердце и искал на земле. От исполинских лесных просторов здесь веяло покоем и волей. И пред девственной мощью природы отторгалось все мелочное и суетное, здесь действовали суровые, но справедливые законы. Плохих или плутоватых людишек просто изгоняли прочь, а народная молва гнала их далеко с этих мест, поэтому, уходя из дому, здесь, по-прежнему, никто не запирал дверей. Уезжая сюда на сезон, Павел прикипел всей душой к этим чудным местам и сильным людям, вновь почувствовал себя своим среди своих. Даже когда пил студеную воду из прозрачных родников, ему казалось, что его душа, как из священных источников, насыщается их целебною силою.

Поселившись в оставленной кем-то небольшой избушке на высоком косогоре у реки, Павел одиночеством и природой лечил свои душевные раны. Однажды в поселок приехал охотник с огромной тувинской овчаркой, которая удивляла своими размерами, в любые морозы спала на снегу и никогда не заходила в избу. Она не нашла общего языка с местным кланом охотничьих лаек, а потому, когда в окрестных лесах появился одинокий матерый волк, подстать ей по мощи и размерам, ему удалось сманить ее в тайгу.

Этот волчище с пристальным взглядом серых глаз и посеребренной шерстью на загривке, своим поведением пугал даже местных охотников. Он мог, подобно призраку, внезапно появляться в самых неожиданных местах и бесследно растворяться среди лесных чащоб. Аборигены поговаривали, что это сам властелин здешних мест – Ямбух, обратившись в волчью шкуру, приходил осматривать окраины своих владений.

Как бы то ни было, этого волка в здешних местах никто больше не видел, а вот овчарка через некоторое время брюхатая вернулась в поселок. Ее хозяин, от стыда и досады, был готов на самые крутые меры, тем более, что все охотники напрочь отказались брать щенков от волка – оборотня. Лучше лайки для охоты в сибирских лесах все равно собаки нет. Павел уговорил хозяина овчарки оставить ему одного щенка, чтобы легче было пережить одиночество и заодно сохранить жизнь живому существу.

Воспитывая этот пушистый серый комочек, он словно вложил в него частицу своей души, может, поэтому они понимали друг друга с полуслова и полувзгляда и никогда не расставались. Даже не видя Лешего, в тайге не признававшего проторенных троп, Павел всегда чувствовал его близкое присутствие рядом.

Свою необычную кличку Леший получил от поселковых охотников за происхождение от серого предка, которая так и прижилась за ним и которой он полностью соответствовал. Если размерами он превзошел даже мать, то повадки сохранил от своего дикого предка: умение незаметно передвигаться по тайге, привычку избегать открытых пространств, а главное, умение принимать самостоятельные и по-волчьи, интуитивно-верные решения. Так вместе с умным и надежным другом Павел получил «свои» чуткие глаза и уши в тайге.

Во всех походах Леший всегда был где-то незримо рядом, безошибочно находя проходы сквозь самые непроходимые чащобы и гиблые топи.

Костер окончательно догорел и, как не жаль было покидать эту приветливую полянку, пора было двигаться дальше – солнце уже подходило к зениту. Павел мысленно поблагодарил ее за гостеприимство; посмотрел на старого ворона, задумчиво сидевшего на ветке. Встретятся ли они еще среди безбрежного океана лесов? Этого он не знал. Как не знал и того, что этот ворон однажды спасет ему жизнь. Но все случится позже; а пока, взлетев на самую верхушку березы, ворон внимательно наблюдал, как Павел с Лешим начали взбираться на сопку.

Подъем давался нелегко, даже Леший, бежавший рядом, свесил на бок свой длинный язык. Павел выбрал наиболее пологий склон, старательно обходя каменный обрывы и предательские сыпи. Чем выше они забирались на сопку, тем реже росли и тоньше становились сосны, а трава постепенно уступала место седым лишайникам и мхам, обильно украшавшими большие камни и стволы поваленных деревьев. Сосны на самой вершине расступились, мхи спрятались по щелям, обнажив каменную почву, ветер усилился, и сопка глухо загудела, как потревоженный улей.

Сибирь распахнула перед Павлом свои вселенские пределы, от необъятности которых кружилась голова. Повсюду, куда хватило взора, разбегались зеленые волны лесов, купаясь в голубоватой дымке туманов, а близлетящие белые облака создавали ощущение полета. Казалось, ветры мироздания проносились над самой головой и сам Создатель строго взирал с небес на заблудшего сына. Хотелось, презрев законы тяготения, распахнуть руки и вольной птицей воспарить над открывшимся раздольем.

В упоении от нахлынувшей эйфории, Павел, не отрываясь, смотрел на бескрайние лесные долы, словно стремясь навсегда запечатлеть их в своей душе, как художник Шишкин на своем бессмертном полотне «Лесные дали».

Тем временем на далеком горизонте показалась темная полоса тяжелых дождевых туч, и сразу же дохнуло порывом влажного ветра.

Грозовые тучи двигались вслед за ними, и нужно было спешить, чтобы успеть до начала грозы добраться до избушки. Павел хорошо знал, что дождь в лесу – это двойной дождь, когда каждая ветка при порыве ветра или прикосновении, обдаст обильными холодными водяными брызгами. Окликнув Лешего, он стал быстро спускаться вниз по склону, вступив в состязание в скорости с тучами – кто из них быстрее доберется до заимки. Но если Павлу предстояло продираться сквозь незнакомые дебри, то тучи свободно плыли по небу, подгоняемые ветром. Северный склон сопки оказался куда более крутым, чем южный. Павел стремительно скользил по скользким мхам от дерева к дереву, впопыхах потеряв из виду Лешего, избравшего другой, более удобный для себя спуск, в обход крутого обрыва. Достигнув подножия сопки на одном дыхании, Павел, держась русла заросшего ручья, вошел в мрачную лесную глушь. Солнечные лучи не могли проникнуть сквозь густые кроны сосен, поэтому внизу было сумрачно и прохладно. Терпкий запах смолистой хвои перемежался с запахом болотных трав и сырой земли. Дремучие дебри одновременно манили в самую глубь и пугали первобытной неизведанностью. Суровая красота тайги была полна неотразимой силы.