Артем Опарин - Двое

Я спешно заполз в автобус и осмотрелся в поисках свободных мест. Увидев, что в конце салона пустует одинокое местечко, я направился к нему, прилагая огромные усилия, чтобы не упасть. Мне подумалось, что из меня вышел бы несносный канатоходец. Усевшись поудобнее, я достал мелочь из кармана и заплатил за проезд подошедшему ко мне кондуктору – девушке лет 25-27, довольно симпатичной, но уставшей и измученной. В глазах девушки виднелось отчаяние и бессилие. Своей прической, подглазниками (оба ее глаза были, к счастью, на месте) и бледной кожей она напоминала больше шинигами Рэм, чем человека. Она будто хотела вложить мне в руку тетрадь смерти, а не выдать проездной билет.

После меня девушка подошла к полной, занимающей два сидячих места женщине, а на третье она водрузила мокрый зонт и пакеты с продуктами. Вся натура женщины вызывала у меня неподдельный интерес, словно она была некой диковинкой, хотя людей, похожих на нее, очень много. Наверное, больше привлекла не женщина, а ощущение неминуемого приближения какого-то представления после ее появления. Моя привычка наблюдать за людьми появилась еще в пору, когда я мечтал стать писателем. Надеялся стать новым Чарльзом Буковски или Дадзай Осаму – в те времена я хотел быть кем угодно, но только не собой. Мечта стать писателем так и осталась мечтой, а вот пристрастие любоваться поведением людей превратилось в занозу.

Женщина была одета в заношенную дубленку, черные свободные брюки и какую-то странную обувь, отдаленно напоминающую челси. В молодости, скорее всего, она пользовалось популярностью у противоположного пола, но что-то явно пошло не так. Сейчас некогда привлекательную внешность выдавали только глаза серо-голубого оттенка, в которых мелькала надменность, родившаяся, наверное, как раз в период популярности. О-о-х, как же высокомерен был ее взгляд в этот момент – она бы несомненно дала фору многим королевам и знатным дамам в мировой истории. Она протянула кондуктору тясячирублевую купюру и стала ждать сдачи, пристально следя, чтобы ее не обсчитали.

– Простите, – обратилась девушка к ней, понимая, что особого смысла нет. – У вас купюры поменьше не найдется?

– Нет, – грубо отрезала женщина, дав понять, что она даже не удосужиться поискать. Ей, я уверен, просто нужно было разменять деньги.

– Мне вам не сдать.

– Это не мои проблемы.

– Ладно. Я подойду к вам попозже.

Знаете, мне невольно подумалось: если бы Данте был нашим современником, то работа кондуктором явно стала бы одним из наказаний для грешников, где-нибудь на седьмом круге, около самоубийц. С раннего утра до глубокого вечера приходится с трудом просачиваться сквозь толпы раздраженных людей, нервно ожидающих своей остановки, не испытывающих радости от своей жизни. И, конечно же, находятся люди, которые будут срывать свою злобу на кондуктора. Бывают моменты передышки, но даже тогда все не так легко.

«Возможно, она могла бы стать хорошим писателем, каким не смог стать я. Написала бы что-нибудь популярное, но бесталанное, как это сейчас чаще всего бывает. Или же наоборот, что-то нерентабельное, – такое, что даже издатели откажутся печатать, – но в то же время гениальное. – Подумал я, смотря вслед девушке. – Но вряд ли она бы рискнула. В наше время люди стараются держаться за любую работу, которую даже ненавидят, боясь выйти из зоны комфорта или потерять средства к существованию. К сожалению, я ушел не далеко».

Я ещё немного пофантазировал о будущем девушки, после чего все мысли о ней закинул, как ненужную вещь, в пыльный комод бесполезных мыслей. Делать было нечего, поездка предвещала быть очень скучной: я начал разглядывать из покрытого каплями окна, людей, пытающихся скрыться от начавшегося ливня. Они пытались скрыться от поливающего дождя, забегая под крыши магазинов, автобусных остановок, под любое укрытие, лишь бы остаться сухими.

За автобусом неотступно двигалась машина, водитель которой по выражению лица, был готов взорваться, словно некогда Везувий. Он сверлил заднюю часть автобуса и беспокойно барабанил по рулю пальцами. Несложно догадаться, кто был причиной подобного настроения – на пассажирском сиденье сидела женщина, упершись локтем в ручку двери. Она внимательно рассматривала происходящее за окнами машины безумие, сотворенное дождем. Мне показалось, будто ей приятно наблюдать за тем, как насквозь мокрые люди ждали своего автобуса, – еле заметная улыбка выдавала ее. По паре было видно, что буквально несколько минут назад они очень сильно повздорили.

Спустя несколько секунд моих наблюдений он со злобным, покрасневшим от гнева лицом начал кричать, совмещая в своей речи все существующие ругательства – их было легко прочитать по губам. Девушка даже не шелохнулась, продолжая разглядывать происходящее по ту сторону окна. Через несколько минут она заметила случайного соглядатая их ссоры и перевела свой хмурый взгляд на меня. Я непроизвольно улыбнулся, пытаясь хоть немного развеселить ее, но моя попытка не удалась.

«Нет так нет» – подумал я, отвернулся и, закрыв глаза, стал вслушиваться в стучащие по крыше капли дождя. «Как же глупо тратить совместное время на ругань. Неужели откровенный разговор дает хуже результат? Хотя я же ни капли не лучше: редко перехожу на крик, слишком часто обижаюсь на мелочи и никогда не могу быть откровенным».

Размышления завели меня в запутанный лабиринт, из которого даже Ариадна не смогла бы вытащить. В центре лабиринта, куда неотступно вели все пути, проходил киносеанс ссор и обид, где в главных ролях снимались я и моя первая любовь. пригласил посмотреть Как обычно поссорившись, мы разбегались по домам и не виделись несколько дней, но потом один из нас все равно делал первый шаг к примирению. И сейчас ко мне приходит осознание того, скольких неприятных эпизодов можно было избежать, если бы не моё эго, требующие отстаивать свою мнимую правоту. Все могло быть совсем по-другому, если бы я просто мог поговорить, рассказав все, что меня тревожит, рассказать всю правду – но в те времена любой откровенный разговор внушал мне страха больше, чем Готэмская летучая мышь мелкой уличной шпане города. В последнее время я все чаще задумываюсь: если бы была возможность, отмотал бы я киноленту своей жизни назад? Хотел бы я вновь пережить те моменты, внося правки?

Погруженный в свой мир, думая о действиях, которые хотел бы исправить, я чуть не проехал свою остановку: прослушал объявление ее названия. Вовремя опомнившись, я вскочил с места и, растолкав стоящих рядом людей, буквально выпрыгнул из автобуса. Мой высококлассный артистизм был удостоен массы критических замечаний от пассажиров, которых я случайно потревожил. Водитель закрыл двери и автобус двинулся дальше по маршруту, я проводил его взглядом до ближайшего поворота. Я оглядел себя, боясь, что испачкался, но, к счастью, мое пальто и брюки были в порядке. Затем мои ноги, будто запрограммированные, повели меня на набережную, на которой я так часто бывал раньше. Выйдя на нее, я медленно, вкушая всю прелесть дождя, побрел вдоль нее.