Игорь Буланов - Лютики

Замечательно! – просиял гость, доставая из-за пазухи деньги.

– Одна тысяча, две, три… – шептал он, по одной выкладывая бумажки на стол. – Двадцать девять.

Гость на секунду задумался и, покопавшись в карманах брюк, продолжил выкладывать пасьянс сотнями.

– Девять сто, девять двести, девять триста… Девять восемьсот.

Гость вздохнул и, пошарив в другом кармане, извлек три бумажки по пятьдесят рублей.

Винни, внимательно следивший за процессом, решил, что сейчас в дело пойдут десятки, а потом и мелочь, но гость, нахмурившись, похлопал себя по карманам и, найдя-таки недостающие пятьдесят рублей, выложил их на стол.

– Ровно тридцать тысяч, – гордо сообщил он.

Винни смотрел на стол со смешанным чувством – это были первые деньги, заработанные им в качестве детектива. И заработанные, как ему сейчас казалось, на удивление быстро. Он собрал деньги со стола и непринужденно положил их в карман.

– Что ж, рассказывайте, – предложил он теперь уже не гостю, но клиенту.

– Если можно, мне бы расписочку какую или квитанцию, – смущенно сообщил тот. – Ну, чтобы отчитаться. Деньги-то общие…

– Я напишу, – неожиданно проявился Ипполит Федорович, выбираясь из кресла.

Винни автоматически поднял пустую рюмку и не ошибся. Получив свою, гость какое-то время крутил ее в пальцах, явно собираясь с мыслями.

– Значит, так, – начал он. – Началось все это где-то в конце мая. Как раз начали приезжать дачники. Места-то у нас красивые, Волга рядом – они и едут. Из Москвы, в основном. Даром что сто километров. Лютики место называется. Раньше деревня была, да опустела. Ну, и в семидесятых какой-то завод все это прибрал. Деревню снесли – хотя, сказать правду, там уже немного к тому времени и осталось, – нарезали участки, роздали передовикам производства, и стало садовое товарищество Лютики. Кто-то построился, кто-то продал, но пустых участков не осталось ни одного. Ну, сами представьте, Волга в ста метрах, железнодорожная станция – в километре. Сел на паром – и готово. Никакого тебе производства, никаких заводов – кругом одни леса. Куда ни кинь – одна сплошная экология.

Так что, много не много, а сто с лишним участков у нас обжиты, причем половина приезжает только на лето, а остальные живут круглый год. Очень у нас хорошо… было. А теперь во всей деревне – «товарищество» как-то не прижилось – только пятеро и остались. Да и те давно бы уехали, было бы куда.

Гость тяжело вздохнул.

– В общем, кончилась деревня. Тридцать лет строилась и в день опустела. Всё побросали. Как сейчас помню. Идешь по деревне – и будто чума прокатилась. Ворота настежь, двери раскрыты – заходи, бери что хочешь. Заходишь – и прямо мороз по коже. На столе – еда, на полу – детские игрушки, постель смятая, будто только с нее встали. И ни души. Полное ощущение, что хозяева на минутку вышли, да так больше и не вернулись. Жутковато, если честно. Я тогда все дома обежал, чуть с ума не сошел. Зато, когда на дока – на доктора, то есть – наткнулся, да еще на живого, чуть инфаркт не схватил. Но это я что-то вперед забегаю. Началось все гораздо раньше. И началось с того, что стали вдруг пропадать собаки. Одна пропала, другая, третья… Оглянуться не успели, за десяток перевалило. И ладно бы еще местные псы исчезали: для деревенского жителя беда, в общем, небольшая – так ведь и привозные туда же… А москвичи, они ж до своих собак прямо больные. Иной раз смотришь на них, смотришь, и не поймешь, кто им дороже: собака или собственные дети. А если уж и детей нет – все, пиши пропало. Одна дура три дня вокруг деревни по болотам бегала – искала своего пекинеса. Какой к чертям пекинес! Спасибо, саму отыскали.

Мы уж не знали что и думать. Дежурство установили. А потом исчезли все остальные. Попробуйте представить: вы просыпаетесь утром – а собак больше нет. Ни одной. Кончились. Дед Трофим, старожил чертов, подумал тогда с минуту и объявил: «С корабля первыми бегут крысы, а из деревни собаки. В общем, тикать надо».

– И ведь прав оказался, старый хрыч, да только кто ж его тогда слушал. Побегали, поволновались, погоревали да и успокоились. Ну, нет собак, так нет. Никто ж, в конце концов, не обязывает их держать. А только знали бы вы, как, оказывается, без них по ночам жутко. Тишина такая, что хоть сам лай. Павлик-то воспитанный, зря брехать не станет.

– Какой Павлик? – удивился Винни.

– Ну, Павлик. В честь Павлова. Собака докторская. Эта при всем желании никуда бы не делась. Док с нее пылинки сдувает, на улицу не пускает, со стола кормит, спать с собой кладет. Ну, это вам еще нарасскажут. Вы, кстати, не верьте. Чушь это все, хоть и собачья.

Гость похлопал по карманам, достал сигареты, спички и, спохватившись, спросил:

– Можно?

– Пожалуйста, – кивнул Винни, придвигая ему пепельницу.

Гость закурил и выдохнул дым в потолок.

– А через месяц, это уже где-то ближе к июлю, – продолжил он, – у Петровича сдохла Танюша. Единственная была корова в деревне. Все, у кого дети, к Петровичу за молоком по утрам бегали. И, главное, нехорошо сдохла. Не по-божески.

Гость сильно затянулся сигаретой.

– Дело утром было. Петрович как раз в город уехал, что-то ему там было нужно. И тут началось. Как она бедная, ревела, вся деревня слышала. И если бы ревела. Кричала она. Да так, что мороз по коже. Я тоже думал, коровы не кричат. Ошибался. В общем, звуки были такие, что через минуту вся деревня висела у Петровича на заборе. Забор у него крепкий, что и спасло. Потому что иначе Танюша точно кого-нибудь с собой на тот свет прихватила бы. Я там был, видел.

Гость помолчал.

– Вы хорошо себе представляете корову? Это где-то полтонны веса, копыта и, главное, рога. А теперь попробуйте представить себе бешеную корову. Совсем бешеную. Вы знаете, я видел по телевизору корриду, так все эти быки и рядом не стояли с Танюшей. Думаю, любой из этих тореро наложил бы в штаны, окажись с ней на одной арене. И, между прочим, правильно бы сделал. Она вообще ничего не соображала. Глаза белые, все время кричит, точно от боли, и мечется по двору. Полтонны. Все что у Петровича во дворе было, она разнесла в щепки. Хлев, сарай, колодец – будто и не было. Парник у него был большой – только стекла брызнули.

– Чего делать – непонятно. И жалко, и страшно. Кто-то за доком побежал: он у нас на все руки мастер, и за ветеринара тоже. Тут и дед Трофим доковылял, куда ж без него? Только глянул и сразу диагноз выставил. Какой, говорит, доктор? Кончается животное. От страха кончается. Сейчас сердце лопнет. И только сказал, Танюше совсем поплохело.

Гость прищурился, точно в глаза ему попал дым.

– Вот представьте, – сказал он, – что вам до смерти страшно, тошно и хочется убежать, а вокруг только забор и деревья. Вот вы бы что сделали?