Влад Ревзин - Последний бестселлер Мореля. Коллект-триллер. Вторая книга

Ни о каком флирте не могло быть и речи. Когда он садился за стол, любое промедление приравнивалось к предательству идеалов. Если Довгий однажды избрал роль учителя, он следовал высокому статусу всякую минуту. Он держал плетку и сек ею воздух, она- прыгала с тумбы на тумбу, тряся рыжей гривой.

Да и по правде сказать, его мужские достоинства не особенно привлекали Песецкую. В свете лампы поблескивала лысина, осанка как у верблюда, одевался он, как ветеран всех войн двадцатого столетия, – и был, конечно, невыносим до занудства.

Зато в переносе букв, слов и предложений в правильном порядке на монитор, его коленоподобную голову отметили божественной рукой. Ирина описывала историю казенным языком хрущевских дворов. Под его пальцами затор лесосплава на реке волшебно превращался в стройное, плавное повествование.

В квартиру, на втором этаже старого здания, построенного ещё до Октябрьского переворота, вела лестница лет на тридцать моложе. Двор размером с большую комнату в сталинке, облупившиеся стены, бельевые верёвки и запах кошачьей мочи. Металлическая лестница, частично закрывалась от дождя и снега кривым навесом.

Вся недвижимость состояла из продолговатой комнаты, малюсенькой кухни и туалета на две ступни (женщине, чтобы добраться до унитаза, надо было входить туда спиной).

В комнате отсутствовал телевизора, не было обеденного стола, не имелось ковра, не было полок. На стене криво висел блеклый пейзаж- то ли степь зимой, то ли зимний вид степи.

Иногда Довгий так увлекался, что правка очередной главы растягивалась на несколько часов, но авторша не сопротивлялась. Он жонглировал гиперболами, находил аллегорические сравнения, вносил щепотки юмора в пресное тело описания- немного, но вкус текста менялся кардинально, – так из супа выпускника кулинарного техникума шеф-повар готовит если не шедевр, то вкуснотень.

– Вы так любите литературу, – сказала она однажды, во время редкого перерыва. – А библиотеки у вас нет. Предпочитаете электронные?

– Я не читаю художественную литературу.

Она поджала губы.

– Я ее ненавижу. Все, что мне надо, я нахожу в Интернете. В редких случаях обращаюсь в специализированные библиотеки.

– А как же эта? Вроде бы беллетристика…

Он покосился в направлении указующего перста.

На ручке кресла действительно лежала книга в пестрой обложке, толщиной с доску для разделки буханки хлеба.

– Это подарок. От моего учителя, которого я уважаю и люблю.

– Он жив? Простите…

– Да, – сказал Слава, как показалось, с тенью несвойственной ему грусти.– Но он далеко. Тем не менее, регулярно общаемся.

Однажды, когда, извинившись, Слава вышел на кухню с телефоном, Ира не удержалась и взяла книгу в руки. Плотный том в бумажной обложке. Текст на французском. На обороте размашистым почерком чернильной ручкой автор написал несколько строк. И подпись.

Она положила книгу на место.

Работа спорилась.

Песецкая мечтала, как скоро выложит свою книгу в интернет и будет ждать… денег и признания. Несколько раз она предлагал, чтобы фамилия Долгий появилась на обложке, но Слава каждый раз отрицательно качал головой.

Правка книги перевалила за экватор, когда в жизни Славы произошло нечто.

Однажды он встретил ее в школе, и Песецкая поразилась, – это был другой человек. Довгий глядел ясным взглядом, сутулость почти исчезла, плечи расправлены.

– Дорогая Ирина!

«Дорогая Ирина»? Чего это с ним? Женится, что ли?

– Должен извиниться, но следующие два-три месяца мы не сможем заниматься так часто, как оно было.

Он даже говорил не по-писаному.

– Жаль…

– Не надо жалеть. Мы обязательно закончим вашу книжку. Мы из неё сделаем конфетку. И если читатели ещё не перевелись, ее будут покупать, как горячие пирожки с мясом на балу вегетарианцев!

В следующие две недели они встретились всего три раза. А потом…

А потом произошло ужасное…

Пожилая женщина сидела в легковой машине и от нечего делать разглядывала улицу и людей. Она ждала невестку, дуреха застряла в очереди в аптеке на углу.

Прошёл хозяин с собакой странной породы- кудлатая, с длинной мордой, как будто выпиленная из фанеры. Проехал молодой парень на мопеде, с ящиком сзади. Наверное, пиццу развозит.

Потом внимание сместилось на парочку, стоявшую недалёко от входа в продуктовый магазин. Эти двое самозабвенно ели мороженое- один в рожке, другой, повыше, – на палочке.

Первый, ростом совсем коротышка- с квадратным телом, прямоугольной головой, в полосатой рубашке под кожаной курткой, и брюках с карманами на ляжках. Он лизал мороженое, жмуря от удовольствия глаза. Сладкий сок капал на рубашку.

Высокий деловито обкусывал коричневый прямоугольник, держа мороженое на весу. У этого были чёрные усы скобкой, короткий плащ, распахнутый на груди, откуда выглядывал свитер с надписью «Одесса» с якорем и чайкой.

«Тарапунька и Штепсель» – грустно улыбнулась она. Давно это было.

Ее глаза переместились на витрину через улицу, со свадебными платьями на манекенах, и она почти сразу забыла о сладкоежках.

Пара продолжала поедать сладости.

Их звали: маленького Беня Фрайман, высокого, – Пётро, или Петер Андрейчак. Вид на жительство Бени во Францию миновал пятую годовщину. Петер был французом во втором поколении.

Однако оба привыкли к другим именам.

– Ну и как тебе, Травма, этот красивый город? – облизывая губы, приговаривал Беня.– Рай на земле.

Полная кличка длинного звучала на медицинский манер, что ему нравилось, – Травматолог. Для друзей и подельников- Травма.

Коротышку коллеги звали Святоша, за пристрастие к цитатам из божественных книг. Отец Святоши был евреем, мать- украинкой. Дед по материнской линии, священник, в своё время настоял, чтобы мальчика отдали в духовную семинарию.

Даже для Одесской области это было чересчур.

– Що тут скажеш, приємне місто, – ответил Травма, обсасывая палочку.

– А как тебе жратва? Мечта! Даже моя мамочка так фаршированную рыбку не делает…

– Добра їжа. Дуже смачний борщ. Смачні пампушки.

Святоша с сожалением выцедил в рот остаток растаявшего мороженого и аккуратно положил стаканчик в урну у бордюра. Огляделся на прохожих, машины, троллейбус, стоящий на светофоре.

– Что ж, Богу помолясь, приступим. Кто разумеет делать добро и не делает, тому грех.

– Повністю згоден.

Они перешли Канатную улицу по зебре, на зелёный свет. Оба никогда не нарушали законов без нужды. Зачем привлекать ненужное внимание?

У стальных ворот с намалеванной на них цифрой 57 Святоша остановился.

Травматолог тут же прикрыл его своим телом, делая вид, что остановился прикурить. Через несколько секунд примитивный цифровой замок ворот щёлкнул, и оба проскользнули внутрь.