Владимир Весенний - Анатомия смерти

– Я друг семьи. Курбатов Максим Константинович. По коду вошёл в подъезд. Дверь мне открыла Екатерина Сергеевна, няня Миши. Кстати, как она?

– В порядке, продолжайте.

Курбатов рассказал всё, что произошло за день: и про разговор в кафе, и про сгоревший дом, и про последний звонок Гомельского, и про наличие лицензии частного сыщика.

Оба с сомнением разглядывали наряд Курбатова. Он увидел своё отражение во весь рост в стекле на двери книжного шкафа. Бомж в мусорном мешке. К тому же брюки почти до колен в крови.

– Вам придётся проехать с нами для выяснения, – сообщил тот, что был в дублёнке. Его товарищ по-прежнему держал наручники наготове.

– Позвоните следователю следственного комитета Салтыкову, – предложил Курбатов и назвал номер мобильного. – Мы работали вместе.

Тот, что в дублёнке, набрал номер. Отошёл к двери, не выпуская Курбатова из поля зрения, и заговорил. Через минуту отключил и сунул трубу в боковой карман дублёнки.

Черты его лица смягчились, но глаза оставались настороженными.

– Вроде всё нормально, – кивнул он напарнику. Тот спрятал наручники под куртку. – Сейчас за вами приедут, – сообщил офицер Курбатову.

В комнату вошёл молодой полицейский в погонах лейтенанта.

– Мобильный потерпевшего. Нашли при нём, в кармане.

Человек в дублёнке взял аппарат и просмотрел номера.

– «Макс» – это вы? – спросил он, оторвавшись от телефона.

– Я.

– Сходится. Абонент выходил на связь три часа назад.

Курбатов посмотрел на настенные часы. Стрелки показывали два часа ночи. Он провалялся без сознания около часа.

– Где ребёнок? – спросил Курбатов.

Офицеры переглянулись.

– Какой ребёнок?!

– В соседней комнате в углу сидел мальчик. Сын Гомельских. Где он?

Пересекая зал, Курбатов старался не смотреть по сторонам. Зал располагался в центре квартиры, и обойти его не представлялось возможным. Люди в халатах паковали трупы в полиэтиленовые мешки и укладывали на носилки. Голову из-под стула убрали, но кровь осталась. Кровь была везде. «Тому, кто будет отмывать эту комнату, не позавидуешь», – промелькнуло в голове Курбатова.

Мальчик сидел на коленях у няни, уткнувшись головой в её грудь. Сама няня расположилась в кресле у окна и поглаживала ребёнка по спине, едва заметно раскачиваясь из стороны в сторону. Курбатову показалось, что она напевает колыбельную. На лице женщины читалось умиротворение. Казалось, она не замечает окружающих её людей и сосредоточена на мальчике и на своих мыслях. Лицо её было просветлённым. Ужас и страх исчезли. В уголках пухлых губ застыла полуулыбка. Её длинные и густые светло-русые волосы укрывали плечи мальчика.

Курбатов регулярно навещал семью Гомельских и знал от Павла, что это натуральный цвет волос няни. Ещё он знал, что Екатерина свободно говорила и писала на четырёх европейских языках, отлично разбиралась в современной и классической русской литературе, любила живопись и могла поддерживать разговор на любую тему так же легко, как играть на фортепиано. Курбатов не понимал, почему человек с прекрасным образованием и талантами, наделённый красотой и другими достоинствами, не пытается сделать карьеру, а тратит свою жизнь на воспитание чужих детей. Привязанность мальчика к няне была очевидна. Курбатов замечал даже ревность Вики, которую та тщательно прятала под различными предлогами, когда речь заходила о воспитании ребёнка. «Не перекармливайте Мишу сладким», – вмешивалась Вика, если Екатерина Сергеевна предлагала мальчику пирожное. «Не кутайте его в шарф, на улице достаточно тепло» – если ребёнка выводили на прогулку. Няня делала как велено. Но при этом глаза её улыбались. Миша опускал голову и украдкой улыбался в ответ.

Вика запрещала Мише называть Екатерину Сергеевну «мама Катя». Она едва сдерживалась, чтобы не нагрубить няне, но брала себя в руки. Мальчик проявлял сообразительность и, как только надвигалась гроза, подбегал к приёмной матери, обнимал за бёдра, уткнувшись в ноги, и лепетал: «Прости мамочка, я не нарочно!» Сердце Вики таяло, она переставала ревновать и, целуя сына в обе щеки поочерёдно, отпускала на прогулку.

Насколько Курбатов знал, вопрос о смене няни поднимался в семье Гомельских однажды. Вика пожаловалась мужу, что мальчик больше привязан к посторонней женщине, чем к ней, и с этим нужно что-то делать.

– Что плохого в том, что они так ладят друг с другом? – ответил тогда Павел. – Она любит нашего Мишу и не причинит ему вреда. Вспомни, сколько мы поменяли воспитателей, прежде чем остановились на Екатерине Сергеевне. При ней Миша перестал капризничать, она действует благотворно на психику ребёнка. Смотри, сколько талантов она в нём открыла. И шахматы, и музыка, и языки… Для Миши – да и для нас – она настоящая находка. Где ты в наше время найдёшь всесторонне образованного человека, не старого и с высокими моральными принципами?! Недавно я заговорил с Екатериной Сергеевной о физике. Так она и здесь преуспела. Оказывается, она знакома с работами…

– Ну да! Куда мне до вашей Екатерины Сергеевны?!

– Ты ревнуешь?! – удивился Павел. – Не глупи, Викуля. Это перебор…

Однажды Екатерина Сергеевна сказалась больной и не появлялась неделю. Миша замкнулся. Плохо ел и извёл мать капризами. С возвращением «мамы Кати» мальчик повеселел и ожил. Разговоры о замене воспитательницы прекратились. Вика смирилась. Ради благополучия ребёнка она была готова терпеть соперницу рядом.

– Не помешаю? – тихо спросил Курбатов, чтобы не вносить дисгармонию в наступившее умиротворение.

Екатерина Сергеевна осторожно повернула голову, стараясь не шевелиться. Мальчик уснул. Она не хотела тревожить ребёнка.

– Он спит, – шёпотом ответила женщина.

В её больших серых глазах светилась любовь. Сердце Курбатова сжалось. Он вспомнил, как жена вот так же убаюкивала их маленького сына. Её карие глаза лучились бесконечной нежностью.

– Вы позволите? – услышал Курбатов голос за спиной.

Он посторонился. Тот, что в дублёнке, подошёл к Екатерине Сергеевне.

– Мы бы хотели задать вам несколько вопросов, – сказал он.

Екатерина Сергеевна подвинулась в кресле, чтобы видеть собеседника.

– Быть может, ребёнка отнести в детскую? Там ему будет удобнее, – предложил полицейский.

– Со мной ему спокойнее, – ответила няня. – Он крепко уснул и нам не помешает.

Офицер пожал плечами.

– Что произошло? – спросил он.

Рассказ Екатерины Сергеевны оставил больше вопросов, чем ответов. С её слов, когда она укладывала ребёнка, кто-то сзади ударил её по голове. Она потеряла сознание. Как преступник проник в квартиру, кто ему открыл дверь или он влез через окно, сколько их было – она не знает. Когда она пришла в себя, Гомельские лежали на полу. Мальчик прятался в соседней комнате. В квартиру позвонили. Екатерина Сергеевна открыла входную дверь. Увидела Максима Константиновича. Голова закружилась, ей стало дурно, и она снова отключилась.