Роман Цай - В спальном, даже провинциальном районе большого города

– Ваня?

– Наташа?

Перед глазами словно заработал проектор, транслирующий картинки давно минувших дней. Вот тебе и показалось…

Как мы развлекались

«Что нам стоит

стырить поезд?»

Древнеримская поговорка. Наверное.

Всё началось лет десять тому назад, а то и все двенадцать. Была поздняя весна и самая жаркая за последние несколько лет.

Мне шестнадцать. Пубертат в полном разгаре неприятным образом изматывал нервы. Однако я старался держать себя в руках. Дело в том, что не люблю насилие. Никогда не понимал разговоров, что насилие якобы заманчиво само по себе. Так могут ошибаться только те, кто сами страшатся его подобно смерти: представляют как первородную силу, сравнимую с жаждой или похотью. Неудачники с зарубцевавшимися черточками на заднице. Нет – насилие лишь инструмент. Гаечный ключ, подтянуть разболтавшееся своеволие. Или сколотить свой пьедестал на иерархии власти. И не говорите, что такие желания вам чужды. Порывы стать больше, превознестись над челами пульсирует очень глубоко у каждого: от солдата до послушника.

Но чтобы что-то в том достичь, необходима железная воля. Вот вам и другое применение насилия – смазать проржавевшие шестерёнки механизма превосходства.

Всё так просто? Чёрта-с-два! Может когда-то и мерились размером дубин, но в итоге победили легковесные заострённые копья. А в социуме всё и подавно запутаннее. Тут нужно быть прытким, гибким, ушлым и хитрым. Но более того, высокомерным. Высокомерие держит внутреннюю дисциплину и не даёт пасть, потворствуя слабостям, ступенью ниже. Зачем опускаться к уже преодолённому? Голову выше и хватку крепче. Поверьте, люди такое ценят.

И, казалось бы, а есть ли предел? Ну как… Постойте в спарринге с профессиональным бойцом. Хрен выстоишь! А когда-нибудь всё равно да придётся упасть. Главное не пропустить поражение через себя. Вот скажите, кто с уверенностью станет говорить о проигрыше? Гордиться тем, что опустил руки? Нет же, вступают отговорки: то обстоятельства, то "они толпой", то "что я мог сделать против профи?" и т. д. Проигрыш – это что-то сокровенное, личное. Что спрятано за семью замками в глубочайшем погребе души, подальше от посторонних глаз. И лишь в редких случаях показывается на свет. Разве что в великосветском обществе таких же анонимных неудачников. Но, что интересно, для признания собственного фиаско (от личностного до досадной импотенции) требуется больше мужества, нежели возносить знамя победы. И, я не знаю, как это ещё назвать, но все те семь замков в закоулках души ещё как сдавливают руки, будто оковы. Словно вешая один за другим из семи (а ведь где-то ещё это смертное число упоминалось, не?) сковываем не проблему, а себя. Стыдясь, что не удались. Стыдясь, что не победили. Или не доказали. И чахнем в собственноручно отстроенный клетках, даже не понимая, что превосходство есть и в поражении.

Подобные размышления не давали мне покоя и сейчас – под тёплым полуденным майским солнцем. Пацаны все до одного поддались сонной полдничной неге и развалились на газоне кто где. Не было желания даже трепаться языком. Я, как главный из обормотов, примостил пятую точку на разогретый весенним солнцем парапет и будто возвышался над распластанными телами. Рядом с моим ботинком была башка Сани, сорвиголовы и агрессивного анархиста, который вопреки своему характеру пригвоздил задумчивый взгляд к небу. Разбитыми губами он жмякал стебель какого-то сорняка и словно бы пережёвывал что-то своё. Дородная туша Роди, полусидя, горбилась по центру, слева от Сани, загораживая тому солнце. Но оба, странно, молчали, когда как в другое бы время сцепились из-за этой по*боты. Сегодня Родя казался не в себе, будто случайно раздавил намедни огромной ногой (шутка ли – его рост под два метра!) какое-нибудь крохотное создание. И только Боря пытался занять себя тупорылой шуткой: лёжа на спине елозил руками-ногами по траве – изображал снежного ангела. Хоть молчал и на том спасибо! Один Стас стоял особняком поодаль – на стрёме. Там ему и место.

Приятная минутка покоя. Давно ли она меня настигала? Круговерть последних месяцев не давала даже продохнуть. Подумаешь, разбой? Не попался б с дуру, наслаждался бы предвкушением беззаботной поры каникул. А так успел изучить каждый закуток местной ментовки. Гады всё таскали, да разбирались – скока можно?! А потерпевший, тупорылый ублюдок, ни с того ни с сего запутался в своих же показаниях. Ничто иное, как влияние моего отца. Настоящего, а не того жалкого очкастого ничтожества, что подкатило свои потные бубенчики к моей матушке пару лет тому назад. Этот ещё вздумал заниматься моим воспитанием, представляете?! Более неловких потуг я не видел с тех времён, как Стаса напоили пургеном и заперли в женском. Настоящего батю я уважаю. Вроде он какая-то важная шишка, но это тут совсем не причём. Просто есть с чем сравнивать.

Ладно, с нападками выкручусь. Явление временное, и себя в чём-то ограничивать вовсе незачем. Тем более, когда всё внутри кипит и пенится. Юношеские эмоции – вот что с них взять? Да и как с ними совладать, если масла в огонь подливала Наташа? Первая красавица, умничка и спортсменка. Она как лакомый кусочек для любого победителя. Но, боже, сколько же вокруг неё вьётся мрази! В таком количестве терялся даже Я. А она всё равно молодчинка: на дешёвые трюки не велась, с уродами не путалась. И как красиво расставила приоритеты: только учёба, только карьера, только хард-кор. Её недоступность меня только раззадоривала. Даже в самой глухой лавке под опущенными жалюзи есть прореха. Всего-то найти, где подковырнуть…

Главное – не про*бать свой шанс. Сезон, и ту-ту, любимая, успехов освоить новый ВУЗ в новом городе! Потому я включил обаяние на полную. И если бы не менты, она уже давно бы нежилась в моих объятьях. "Сходим куда-нибудь? Скажем… ай, чёрт, не получится, надо матушке подсобить (считай, плестись на очередные милицейские смотры)" – и всё в том же духе. Ну ничего, хоть разговорились. Хоть не гасилась от меня, не пряталась. А мог ли я со своей кипящей кровью довольствоваться разговорами? ЩАС! Мне подавай близость со всеми интимными подробностями. А подумать, я и против романтики не имел ничего. Скажем там, целый день проводить рядом, гулять под ручку, вдыхать нежный аромат её тёмных прядей, касаться губами тонкую шею, ласкать оформившиеся бугорки груди, стискивать в объятьях стройную талию. Чёрт, даже подумать, представить – верх возбуждения! А испытывала ли подобную телесную радость она? Не думаю. Единственно, кого подмечал в компании Наташи, так это её подругу. Могла ли она с ней? Не, девчонки явно не из того лагеря.

Говорят, девушки выбирают в подружки страшненьких. Дескать, чтобы на их фоне выглядеть выигрышнее. Это не про Ксюшу. Та была хороша собой, хоть и чересчур охотлива до внимания. Блондинка с приятными лицом (маленький вздёрнутый носик, гладкие щёчки), тоненькая до заманчивой хрупкости, разве что формы разительнее выделялись, нежели у Наты. По-хорошему, это у неё должна быть страшненькая подружка. Наташа, не знаю, казалась милее и обаятельнее: черты лица аккуратнее (ровный, почти греческий носик, проникновенные голубые глаза, пухленькие губки), манеры сдержаннее, голос слаще. Такое подмечал не только я. Среди старшеклассников нет-нет, да разгорались споры о том, кто привлекательнее. И хотя первенство школьных красавиц возглавляли они обе, голоса в пользу Наты перевешивали. Я подмечал эти диспуты, будучи учеником тех же учебных стен, но на год младше. Стоит ли говорить, что с результатами голосований был более чем солидарен?