Цю Сяолун - Шанхайский синдром

– Ты собираешься заниматься этим всю жизнь?

– Нет. Я еще молода. Когда заработаю достаточно, начну что-то другое, то, что мне по душе. Вряд ли ты захочешь снова подняться ко мне в комнату.

– Да. Мне пора. У меня много дел.

– Мог бы и не говорить.

– Надеюсь, мы еще встретимся, – сказал Чэнь, – при других обстоятельствах.

– Я была… нормальной, начала всего два-три месяца назад, – сказала она. – Хочу, чтобы ты знал.

– Я знаю.

– Знаешь – как старший инспектор полиции?

– Нет. – Чэнь покачал головой. – А еще… Ты очень красивая.

– Ты правда так думаешь?

– Да. Но я полицейский. Я уже несколько лет служу в полиции. Я так живу.

Она кивнула, подняла на него глаза, словно собираясь что-то сказать, но потом, видимо, передумала.

– А моя жизнь… я тоже не слишком-то ею доволен, – продолжал Чэнь.

– Ясно.

– Так что береги себя. Пока! – Чэнь развернулся и пошел прочь.

Когда он сел в автобус, чтобы вернуться в Дом писателей, в воздухе снова запахло дождем. В переполненном автобусе его замутило. Он снова с ног до головы покрылся испариной. Едва войдя в номер, он сразу же направился в душ. Уже второй раз за день. А горячей воды снова было мало. Чэнь поспешно вышел из ванной. Сел на кровать, закурил.

Тот, предыдущий душ в комнате Се был гораздо лучше. Ему было жаль Се, но не в его власти было что-то изменить в ее судьбе. Она сама выбрала, как ей жить. Если ее ремесло – всего лишь временное занятие, как она уверяет, будущее зависит от нее самой. Ему, как сотруднику полиции, полагалось написать рапорт о том, что девушка нелегально занимается проституцией. Но Чэнь решил этого не делать.

Оуян еще не возвращался.

Старший инспектор Чэнь понял: пора уезжать из Гуанчжоу. Поскольку его миссия выполнена, надо бы пригласить Оуяна на прощальный ужин. Однако он бы чувствовал себя виноватым, если бы пришлось и дальше скрывать от нового друга, что он не поэт – вернее, не только поэт. Поэтому Чэнь написал Оуяну короткую записку, что ему приходится вернуться в Шанхай по срочному делу и что он обязательно свяжется с ним. Он оставил номер своего домашнего телефона.

В конце записки он добавил две строчки из Ли Бая:

После этого он освободил номер.

– Старший инспектор Чэнь, – сказал он, снимая трубку аппарата в кабинете. То было первое утро Чэня на работе после возвращения из Гуанчжоу. Он едва успел заварить себе чай «Черный дракон» – подарок Оуяна.

– Говорят из шанхайского отделения комиссии по проверке дисциплины. Товарищ директор Яо Лянся вызывает вас к себе.

Неожиданный звонок; неприветливый женский голос.

– Товарищ директор Яо? – удивился Чэнь. – В чем дело?

– Вы обо всем узнаете от товарища Яо. Полагаю, вы знаете, где мы находимся.

– Да, конечно. Скоро буду.

Яо Лянся, чей покойный муж был в шестидесятых годах членом Политбюро ЦК, сама считалась влиятельной фигурой в партийных кругах. Интересно знать, зачем он вдруг понадобился директору Яо?

Чэнь выглянул из своего кабинетика. Следователь Юй еще не пришел. Секретарь парткома Ли, как правило, не появлялся на работе до десяти. Рапорт о пребывании в Гуанчжоу можно составить и после возвращения из комиссии по проверке дисциплины.

Комиссия находилась в особняке Чжунхуэй, внушительном строении в колониальном стиле на углу улицы Сычуаньлу и улицы Фучжоулу. Он много раз проходил мимо этого здания, но до сих пор не осознавал, сколько учреждений в нем располагается: Общество здоровья пожилых людей, Комитет по правам женщин, Ассоциация прав потребителей, Комитет по правам детей… Ему пришлось несколько минут изучать справочник на входе, прежде чем он отыскал кабинет директора Яо на тринадцатом этаже.

В бронзовом лифте, видимо, побрызгали каким-то дорогим освежителем воздуха; от этого в кабине было невыносимо душно. Чэнь никак не мог отделаться от ощущения, что он в клетке, – даже после того, как вышел из лифта, который остановился напротив двери кабинета Яо.

Комиссию по проверке дисциплины основали в начале восьмидесятых годов. Центральный комитет находился в Пекине; отделения имелись во всех крупных городах. После культурной революции стало ясно, что партия, обладающая неограниченной властью, не в состоянии противостоять коррупции, подрывающей ее авторитет. Поэтому была основана комиссия, в основном состоящая из верховных партийных функционеров в отставке. В ее задачу входило предотвращать злоупотребление властью и коррупцию со стороны членов партии. Комиссия по проверке дисциплины была наблюдательным и контролирующим органом, однако считалось, что она может лишь давать рекомендации. Несмотря на то что членам комиссии удалось раскрыть несколько внутрипартийных дел о коррупции, большую часть времени этот «сторожевой пес» не кусался, а лаял. Однако мнение комиссии учитывалось при назначении на должность и повышении молодых партийных кадров.

На стук Чэня дверь открыла женщина средних лет, которая вопросительно посмотрела на него. Когда он показал удостоверение, женщина-секретарь, которую он узнал по голосу (это она звонила ему), провела его в элегантно обставленную приемную. В ней стоял большой серо-белый кожаный диван, по бокам – два кресла красного дерева; в углу – высокая старинная вешалка для шляп.

Чэнь решил, что директор Яо примет его не сразу, какое-то время «помаринует» в приемной. К его удивлению, Яо тут же вышла к нему и крепко пожала ему руку. Она провела его в кабинет и усадила в кожаное кресло за огромным дубовым столом.

Несмотря на пожилой возраст (ей было под семьдесят), Яо была крепкой и решительной женщиной; на ее квадратном лице выделялись густые брови. Темный костюм сидел на ней безупречно, без единой складочки. Никаких украшений. Почти никакой косметики. Она сидела с прямой спиной; накрахмаленный воротник-стойка придавал ей еще более суровый и несгибаемый вид. Окно за ее спиной выходило на оживленную улицу. Сидя в низком кресле, Чэнь смотрел на Яо снизу вверх, и ему вдруг показалось, будто он попал в застенки средневековой инквизиции. Ему стало не по себе.

– Товарищ старший инспектор Чэнь, рада с вами познакомиться. – Из-за того, что в речи Яо явственно чувствовался шаньдунский выговор, она напомнила Чэню персонаж из фильма «Дело о черной пушке» – старую марксистку-бюрократку, которая через слово поминает Маркса и Мао. Чэнь смотрел тот фильм с Ван; Ван еще поддразнивала Чэня: мол, он и сам постепенно превращается в «молодого марксиста».

– Для меня большая честь познакомиться с вами, директор Яо.

– Возможно, вас это не удивит, но мы, старшие товарищи, высоко ценим вас. Я побеседовала о вас с несколькими людьми, и все в один голос называют вас умным и преданным молодым партийцем. Насколько мне известно, вы зачислены на курсы при Центральной партийной школе?