Александра Глазкина - Институт эмоций. Второй семестр

– Меня зовут Даниса Скаржевская, – представилась женщина, – и предупреждаю сразу, главный проект текущего семестра будет проходить именно в рамках моего курса, так что постарайтесь с должной ответственностью подходить к выполнению занятий! Но, ребята, мне кажется, или вас маловато?

Я оглянулся. Профессор не дал мне список моего нового курса, мотивируя тем, что мое знакомство со студентами должно быть лишено предвзятости. Но в беседе он упомянул, что здешний набор меньше, чем в Валновице. А людей и впрямь маловато.

– Четверо болеют, – встал с места Яцек, как я понял, он был старостой, – двое в отъезде, объяснительные в деканат скинули.

– Жаль, – нахмурилась Даниса, – что ж, тогда традиционную перекличку отложим до момента, пока все не соберутся. Мне имен недостаточно, я хотела узнать от вас некоторые детали. Тогда вводную лекцию проведу в облегченном режиме. Итак, друзья, в первом полугодии главной целью вашего обучения стала работа над проектом индивидуальных запросов. Думаю, ни для кого не будет секретом, что в той или иной мере, но все, без исключения запросы были связаны с темой «я и другие люди». Это естественно. Первое, что понимает ребенок, приходя в этот мир, то, что он – часть социума. С самого рождения человек окружен людьми. Сначала – это мама, которая реализует все его потребности, и узкий круг родных, потом взаимодействие расширяется, и с ним приходит знание, что от окружающих мы можем получить далеко не все, что хотим. Меж тем, зависимость от чужого мнения, оценки, эмоций у нас уже сформирована и довольно сильно проявляется при восприятии собственной личности.

– Мы же сдали проект! – сказал кто-то.

– Совершенно верно, – невозмутимо ответила Даниса. – В первом полугодии вы успешно (кто-то более, кто-то менее) преодолели эту зависимость и научились объективно оценивать свои связи с окружающими и поступать в соответствии с полученными результатами. Думаю, каждый из вас смог убедиться, что эффективность взаимодействия с другими повысилась, а конфликтность свелась к минимуму. Задача нового семестра – определиться с контактами вне контекста близких связей. Вы – не только дети, друзья, подчиненные, братья-сестры. Теперь вы – самостоятельные личности и возвращаетесь в социум обновленными, чтобы служить во благо людям. Звучит пафосно, но именно это и будет вашей главной целью в ближайшие месяцы.

– А в чем выражается «служение»? – язвительно спросил Яцек. – Развлекать туристов? Или, наоборот, следить за ними, чтобы городских правил не нарушали?

– «Служение», – ответила Даниса, интонационно выделяя слово, – это, прежде всего, профессия, которую вы выбираете. Многие в этом году получают дипломы по основной специальности. Уверены ли вы, что дело, которым вы будете заниматься – не просто способ зарабатывания денег, а ваше призвание? Как думаете, почему это важно для общества?

– Потому что всегда приятнее иметь дело с профессионалом, который еще и приветливый, вежливый, – ответила одна из девчонок.

Краем глаза я заметил, что Милла выводит в тетради линии. Силуэты напоминали скетчи из модных журналов. Перехватив мой взгляд, она шепнула:

– Я учусь на модельера. И мне не нужно тратить целый семестр, чтобы понять, что это – мое призвание!

– Повезло, – решился я на ответную откровенность, – я вот вовсе не уверен, что карты – мое призвание.

– Карты? – изумилась соседка.

Я представил, какая картинка нарисовалась в ее воображении: я сижу в клубах сигаретного дыма и отчаянно тасую игральные карты. Усмехнулся, но объяснять ей, что моя специальность имеет отношение к географии, а вовсе не к азартным играм, не стал: Даниса резко пресекала попытки разговоров в аудитории. Учеба началась.

Первая неделя занятий выдалась насыщенной, что помогало мне отвлечься от мыслей о Висе. Вечером в понедельник она прислала короткое сообщение: «В ближайшие дни увидеться не сможем. Объяснить пока не могу. Позвоню сама». И все. Я злился, чего уж скрывать. Терпеть не могу неизвестность и неопределенность, тем более, в делах сердечных. Уж лучше б сразу знать, что она передумала иметь со мной дело. Чем было это сухое лаконичное сообщение – попыткой извиниться и перекинуть шаткий мостик в будущее или перестраховкой, чтобы я не названивал сам? Я не понимал, но на всякий случай в своих прогулках по городу предпочитал не приближаться к магазину.

В институте, тем временем, не теряли времени даром. На третьей паре вместо традиционных занятий спортом или ремеслами, нас гоняли на тестирования. Выглядело это немного странно: датчики, провода, мерцающие экраны на стенах. В одном экране за тонким стеклом плескалась вода, судя по светло-зеленому оттенку, морская, в другом медленно сыпалась земля.

– Волновая природа в Юблече обусловлена взаимодействием гор и моря, – объяснил мне потом Левандовский, – также, как Валновице зависит от энергетической сетки между рекой и лесом.

– Какое отношение природа имеет к эмоциям и нашему состоянию?

– Поверь, Марек, самое прямое, хотя ты вряд ли сможешь понять…

– Куда уж мне, – парировал я.

Вся эта секретность уже порядком мне надоела! А Левандовский мягко продолжил:

– А я вряд ли смогу адекватно объяснить. Если упрощенно, то способность влиять на эмоции окружающих проявлена максимально сильно в городах особого статуса, среди которых Юблеч и Валновице. Если ты заметил, в столице твои способности не работают. Это напрямую связано с волновой природой местности, в которой расположены эти города. И именно поэтому здесь находятся филиалы института.

– То есть, все, чему нас тут учат, может пригодиться лишь в этих городах?

– Ну, почему же. Умение наладить диалог и погасить конфликт пригодится тебе в любой точке мира, так ведь? Просто твой потенциал будет удерживаться в рамках способностей обычного среднестатистического человека. А здесь, в Юблече, он многократно усиливается.

– Я что-то пока не заметил.

Прозвучало кисло, потому что в этот момент я подумал, что на Вису мой эмоциональный потенциал, похоже, никак не повлиял. Левандовский посмотрел на меня с таким участием, что я тут же съехал с темы. Не хватало еще, чтобы он меня жалел!

– И какой смысл во всех этих тестах? – поспешно спросил я.

– Это поможет нам сузить круг подозреваемых, – пояснил Левандовский, снимая с меня датчики, – исключить тех студентов, чьи способности не позволяют причинять разрушения, свидетелями которых мы стали. Все, Марек, не задерживай. Когда мы опросим всю группу, я дам тебе фамилии тех, кто попадает в зону риска. А пока, если что заметил, расскажешь профессору, идет?

Я кивнул и вышел в коридор, где толпились сокурсники. Заметил ли я что-нибудь? За несколько дней я успел познакомиться со всеми, включая тех четверых, что выздоровели и вернулись из поездки. Оставалось еще двое, но это – мелочи. Ко мне, как к новичку, был повышенный интерес, мне даже не пришлось прикладывать усилий, чтобы завести разговор. Памятуя о мотивах неведомого злодея, я не столько приглядывался к самим ребятам, сколько искал их уязвимое место. Туманно намекал, что к переезду меня вынудили некие печальные обстоятельства, и смотрел, клюнет ли собеседник.