Татьяна Василевская - Соседка

– Куда вы только смотрите, что такие вещи кругом творятся? – совершенно очевидно, придерживаясь на этот счет иного мнения, заявила, опровергая мысли Ерохина, мать мальчишки.

– Милиция занимается тем, что ловит тех, кто совершает подобные преступления, – сказал Александр. Женщина пренебрежительно махнула рукой.

– Да ловите вы, конечно. Поэтому на каждом шагу режут и убивают. – Она с вызовом посмотрела на капитана. – Учтите, с сыном разговаривать не дам! Он и так пережил такое! Если есть вопросы, спрашивайте у меня.

Ерохин сдержал улыбку.

– Вас же не было с детьми на улице, когда это произошло, насколько я понял?

Женщина воинственно посмотрела на него.

– Не было. И что? С сыном, я сказала, говорить не позволю!

Капитан пожал плечами.

– Да, собственно говоря, мы и не собирались его опрашивать. Он же просто нашел тело. Ничего особо важного для следствия он сообщить не смог бы, так, что учитывая возраст, мы не станем его беспокоить.

Женщина открыла рот, закрыла и, не зная, что еще сказать, чем возмутиться, хмуро посмотрела на подошедшего к ним Абдурахманова.

– Мне жаль, что Вашему мальчику пришлось увидеть подобное, – сочувственно сказал Ерохин.

Женщина всхлипнула и покачала головой.

– Сама себя проклинаю, что отправила их одних. Мы ремонт закончили. Хотела убраться. Вот и… – она заплакала.

– Мы можем прислать психолога, – сказал Ерохин. Мать мальчика махнула рукой.

– Да, ну… Что там ваш психолог… – продолжая всхлипывать, она пошла в сторону домов.

– Я, конечно, понимаю – мамаша переживает. Но милиция-то тут при чем, вот она сама-то как считает? Люди, вообще, чудные! – Абдурахманов раздраженно развел руками. Ерохин улыбнулся.

– Она считает, что мы плохо работаем, и из-за этого происходят такие вещи.

Абдурахманов ухмыльнулся.

– Ага! Конечно, я забыл. Всегда милиция во все виновата.

– Да успокойся ты, – Александр положил приятелю руку на плечо. – Поехали. Нужно просмотреть списки пропавших за последние два месяца. Наверняка, о ее пропаже заявляли.

Абдурахманов с обреченным видом поплелся к служебной машине. Он бы тоже с удовольствием свернул шею психопату, из-за которого ему приходится тратить свой выходной и работать в таком состоянии, как сегодня. Голова разламывается и общее ощущение примерзкое.

– А маска-то была? – спросил Абдурахманов когда они уже отъехали от толпы зевак.

– А как же?! Этот ублюдок без своих е…х масок не может, – угрюмо отозвался Ерохин. – Рядом в сугробе лежала. Конечно, вся разъехалась и стала больше похожа на собачью блевотину, но уверен, на сто процентов, что до того как стать куском слипшегося дерьма, это была маска.

– Давай без образных эпитетов, – попросил Абдурахманов, чувствуя, как из глубин истомленного накануне организма, неприятной волной накатывает дурнота.

Ерохин усмехнулся.

– Ты сам спросил насчет маски.

– Ну, я бы мог и без подробностей обойтись.

1998г. апрель

Разложив перед собой довольно внушительный арсенал разнообразной косметики, Вика взяла вытянутый пенальчик с тушью, и со знанием дела начала красить ресницы щеточкой, похожей на крошечный ершик для посуды. Леля с удивленным любопытством рассматривала Викино богатство.

– У тебя столько косметики! – сказала она и немного смущенно добавила: – А мне мама не разрешает глаза красить. Ну, вернее она говорит, что еще рано, – быстро поправилась Леля. Вика презрительно хмыкнула.

– Если бы я слушала все, что говорят предки, я бы ходила в наглухо застегнутом скафандре и целыми днями зубрила-бы литературу и историю. Косметику мне сестра двоюродная отдала. Ей ее хахаль из Франции привозит. Он у нее какой-то там крутой мен, все время по загранкомандировкам ездит.

Леля извлекла из груды косметики маленькую коробочку, из-под прозрачной крышки на нее смотрели два круглых глаза теней ядовито-голубого и еще более ядовито-розового цветов. Невероятная красота!

– Хочешь, накрашу тебя? – щедро предложила подруга. – Цвета чумовые!

– Да, я вижу, – согласилась Леля насчет того, что цвета и впрямь, просто сумасшедшие. – Нет, спасибо, не нужно. Не хочу маму расстраивать.

Вика закатила глаза.

– Так не расстраивай. Смоешь все до ее прихода, и никаких проблем. Я же свою не расстраиваю.

Леля помотала головой.

– Нет, это тоже самое, что обманывать. Не хочу.

– Ой, Федоренко! Как же ты жить-то будешь? – засмеялась Вика. – Ну, не перестаю удивляться, до чего же ты правильная. Таких, как ты, наверное, уж и нет больше никого. Единственный экземпляр. Эксклюзив!

Леля улыбнулась.

– Я не могу врать. И не умею. У меня, даже если пытаюсь обмануть кого-то, ничего не получается.

– Даже представить не могу, кого же ты пыталась обмануть, Федоренко. Небось, какому-нибудь полному кретину, чтобы его успокоить, пыталась сказать, что он не такой уж и тупица, но даже он тебе не поверил. – Вика закатилась от смеха.

После того, как Вика закончила свое преображение, и стала походить на индейца готового начать ритуальный танец перед битвой с недружественным племенем или на одну из участниц бразильского карнавала, девочки отправились прогуляться. Глупо ведь было скрывать в стенах квартиры такую красоту. Срочно требовалось продемонстрировать ее миру, ну или хотя бы какой-то его части.

Дойдя до Лелиного дома, и в достаточной мере поразив всех встречавшихся им по пути, девчонки уселись на лавочку перед подъездом.

– Видела, как Ворона сегодня вырядилась? – Вика лениво поболтала ногой и посмотрела на подругу. – Это она перед Гаврилиным все строит из себя, старается показать какая она неотразимая. Прямо не знает, как привлечь его внимание, дура! А он даже и не смотрит на нее. – Вика фыркнула. – Сто лет она ему не нужна. Только и умеет воображать и делать вид, что она лучше всех.

Леля пожала плечами. Одноклассница Катя Воронина, именуемая Викой не иначе, как Вороной, была и впрямь особой довольно неприятной, и к тому же действительно и воображалой, и задавакой. Когда Леля только пришла в новую школу зимой, Катя была одной из самых ярых гонительниц новенькой. Вечно насмехалась и провоцировала остальных, особенно ребят, подстраивать всяческие издевательства над Лелей. Но сейчас, теплым апрельским вечером, когда город, успокаиваясь, затихая, оставив позади дневные заботы и суету, постепенно погружался в приятные сумерки, Леле неохота было думать о зловредной, высокомерной, воображале однокласснице. Было хорошо просто сидеть, ощущая обволакивающее, нежное прикосновение теплого весеннего воздуха.

У Вики были свои причины недолюбливать противную Ворону. Она и сама была немного, а скорее даже по уши, влюблена в одноклассника Валеру Гаврилина. Естественно, Воронина, обладавшая неприятным характером и одновременно являвшаяся самой симпатичной девочкой в классе, представлялась ей весьма серьезной соперницей. Хотя, Гаврилин, честно сказать, в упор не видел ни Воронину, ни Вику. Его волновал только хоккей, которым он занимался серьезно, посвящая все свободное время тренировкам и совершенно не думая о влюбленных в него одноклассницах. Так, что Вика, страдая от равнодушия и отсутствия взаимности с Валериной стороны, злилась на столь же неудачливую, как и она сама соперницу, скорее от отчаяния. Винить и превращать гадкую Ворону в глупую злодейку, было приятно, хоть какое-то утешение для страдающего от неразделенной любви девичьего сердца.