Братья Швальнеры - КГБ против СССР. Книга вторая

Разведчик сел в ее машину, держа в руках откупоренную бутылку виски. По нему было видно, что он немного выпил в ожидании ее, что не могло воодушевить Галину Леонидовну.

– Ты чего? – сходу заорала она. – У нас разговор серьезный, а ты натрескался?!

– Да и от тебя тоже пахнет…

– Скажешь тоже, пахнет. На нервах вся, не знаю, куда деваться.

– Из-за чего?

– Ты про Федорову слышал?

– А то. Жалеешь, что пропали вместе с ее цацками и твои тоже?

– Да это бы черт с ним. Худо, что, кажется, все стрелки на мне сходятся.

– Но ведь ты ее не убивала, чего бояться-то? На, выпей…

– Не убивала, естественно. Но кто в Москве не знает, что последние полгода мы с ней не расставались? И причина нашего общения всем хорошо известна. Не боюсь я того, что меня обвинят в том, чего я не совершала. Боюсь, что все мои приключения всплывут. Представляешь, какой удар по отцу будет? Что ему останется делать? Ему проще откреститься от меня в таком случае. Он и так уж домой с неохотой меня пускает…

– А договориться со следствием?

– Я тебя потому и позвала. Следствие ведет этот прохиндей, с которым вы вместе недавно в Панаму ездили.

– Колесниченко? Ну так в чем проблема? Скажи мужу, тот вроде в хороших отношениях с Рекунковым, а тот его быстро по служебной вертикали укоротит.

– Если бы все было так просто. Он уже звонил. Рекунков только руками развел – мол, новый человек, никакого еще авторитета, сделать с ним ничего не могу. Он, говорит, самого Руденко не слушал…

– Хм, – задумался разведчик. – Не заметил за ним во время служебной командировки такой ретивости. Приказы шефа на лету схватывал.

– Вот и я о том. Он, говорят, Андропова очень уж слушается. Так ты бы того… поговорил со стариком… Замолвил бы за меня словечко, да и дружка своего научил, как следствие по таким делам вести надлежит.

– Поговорить, конечно, можно, – задумался Кеворков.

– Ну…

– Только что мне за это будет?

– А то ты не знаешь, что мне надо?

– Ой, ой, – улыбаясь, замахала руками Брежнева. – Какой выискался! Так уж прямо я тебя как женщина привлекаю. Скажи, что через меня к папе хочешь подход найти…

– Галина Леонидовна, – заговорила в собеседнике напускная порядочность, – я все-таки офицер. А значит, поклонник прекрасных дам. И потом – пока ты меня о чем-то просишь, а не я тебя. А?

– Ну, уговорил. И когда ты хочешь?

– Да прямо сейчас.

– С ума сошел? Люди увидят.

– Когда тебя это заботило?..

– Ну, ладно… Давай свое пойло, а то я на таких нервах, что без этого ни о чем думать не могу.

Кеворков протянул ей бутылку, она отхлебнула из горла, посмотрела на него и, притянув к себе, поцеловала. Минуту спустя они перебрались на заднее сиденье, обитое отличной немецкой кожей, и машина заходила ходуном под тяжестью двух сплетающихся тел. Проходящий мимо постовой милиционер услышал только доносящиеся из салона всхлипы, стоны и шлепки, но постучать в стекло не решился – на машине были знакомые всей московской милиции номера. Только сплюнул под ноги и быстро зашагал в сторону Кремлевской набережной.

17 декабря 1981 года, 20 час 30 мин, Москва

Знаменитая советская дрессировщица Ирина Бугримова была настоящей звездой цирка. Ее номера с обученными львами были притчей во языцех не только в Союзе, но и за рубежом, куда она часто выезжала, возвращаясь с наградами, призами и, конечно, дефицитными вещами. Она любила свою работу – а тот, кто придерживается этого правила, всегда на высоте в профессиональном отношении, – и потому поездки за границу рассматривала как приятное вознаграждение, дополнение к тому удовольствию, что и так получала от ежедневного общения с очаровательными дикими зверями. В своих покупках и приобретениях не видела она ничего зазорного – другие делают это, нисколько не чураясь «условной» законностью своих действий. Стране она приносит никак не меньше золота, чем какой-нибудь спортсмен-олимпиец, но получает по заслугам куда меньше, чем ее коллеги из-за рубежа, так что…

Понятно, что при таком образе жизни вокруг нее всегда было много тех, кто был заинтересован в результатах ее поездок за рубеж. С фарцовщиками она не общалась – не по чину, а вот Галине Леонидовне Брежневой была рада всегда. Сегодня ее визит был не праздничным, как обычно. Бугримова понимала, зачем именно пришла Брежнева, ей было страшно – об убийстве Федоровой уже все знали, но старались лишний раз молчать, чтобы не привлекать к себе внимание соответствующих органов потенциальным знакомством с ней. В то же время, без их помощи обойтись теперь не получится – все, кто, так или иначе, был связан с контрабандой ценностей за рубеж, осознавали, что каждый из них ходит под потенциальным ударом тех, кто вчера еще лишил жизни заслуженную артистку СССР. Еще было ясно, что убили Федорову свои – знали, что и где лежит, и пришли за конкретными вещами. Ни с кем другим Бугримова в эти дни не общалась, не хотела обсуждать случившееся с ее подругой, но для Брежневой решила сделать исключение – она одна могла знать что-то конкретное о случившемся. Потому с порога испуганные подруги завели этот разговор.

– Что слышно про Зою? – полушепотом спросила Бугримова. Она была значительно моложе своей «коллеги по цеху», но все равно называла ее всегда по имени. Ее все называли по имени – она не любила козырять возрастом, ей было приятно в обществе молодых подруг быть равной им.

– А что про Зою? Про Зою теперь мы ничего не услышим…

– Я имею в виду про ее убийство.

– Меня подозревают.

Бугримова ахнула, приставив ладонь к губам:

– Неужели тебя?! Но почему?

– А то ты не знаешь, почему. Зоя ведь последнее время все за рубеж рвалась, и выехать не могла. Дочь там какую-то книгу написала, а она оказалась антисоветская. А зачем, спрашивается, ей так надо за рубеж?

– Ну, к дочери.

– К дочери-то к дочери, но не с пустыми руками она туда всегда ездила. Много там было моих вещей, но не страшно, что их забрали, а страшно, что на них и отпечатки мои, и видели их на мне, и отследить при случае, кому они принадлежали, можно будет запросто.

– Там ведь и мое было…

– Ну ты не сравнивай. Кому ты нужна? Кто ты? Дрессировщица, циркачка. А я все-таки первая леди. И врагов у меня, как тебе известно, более, чем достаточно… Да что я – за папу обидно. Если до него дойдет… А если, не дай Бог, на него тень упадет в связи с этим?!

– Да… Ну проходи, чайку попьем…

– Да что мне твой чай?! Меня трясет как лист осиновый, а дома Юрка смотрит на меня как на врага народа, как только за бутылку возьмусь. Есть что погорячее?

– Найдем, – тихо произнесла Бугримова, запирая за гостьей дверь. Перед этим подозрительно осмотрелась по подъезду – нет ли никого. Убедившись в том, что зимним московским вечером жители столицы предпочитают домашний отдых, она вернулась в квартиру.