Сергей Подгорных - Без правил

Думая так, Родионов немного лукавил: денег он просил у Горца вовсе немало – хватит и на безбедную старость, и на обеспеченные зрелые годы. Но и препарат того стоил, пока что в мире ему действительно не было аналогов. Институт, которым руководил Родионов давно занимался данной проблемой, но лишь в последнее время группа Переслегина сделала настоящий прорыв: необходимый синтез был получен. Конечно в этом была основная заслуга Переслегина, – всё же он немалая величина, учёный с мировым именем, – но и без его непосредственного руководителя, без Родионова, не получился бы тот препарат. В последние время Семён Аркадьевич много сил отдавал на ускорение работ над этим биопротезином; рыскал по министерству в поисках необходимых средств, выбивал дорогостоящее оборудование, лично посещал проводимые опыты. В общем, руководил работой проекта реально, а не как это часто бывает в подобных случаях, лишь номинально.

Учёный из Родионова был никакой, с этим он уже давно смирился, сконцентрировав свои силы на прохождение карьерной лестницы. В свои пятьдесят с хвостиком Семён Аркадьевич многого добился – стал директором известного по всей стране научно-исследовательского института, его имя возглавляло списки разработчиков нескольких серьёзных работ по синтезу лекарственных препаратов. В министерстве с ним считались, и Родионов имел все шансы, после того как Леванидзе – первый зам главного уйдёт на заслуженный отдых, что именно ему предложат освободившуюся вакансию. И вовсе не беда была что с чистой наукой у Семёна Аркадьевича не получилось: не всем же промывать пробирки и травить подопытных мышей, кто-то должен заниматься и организацией этого процесса. А уж лучшего организатора, чем Родионов трудно было найти.

С давнего детства Родионов мечтал стать учёным; маленькому Сёмке всегда казалось, что именно учёные правят миром, поскольку это они придумали электричество, взорвали атом и изобрели телевидение. Лишь став взрослым, сидя на институтской скамье Родионов понял, что не всё так просто и подчас гениальные изобретения используются вопреки желанию их авторов. Но это уже не могло остановить стремление упорного студента стать светилом мировой величины. И Семён Аркадьевич таки стал таким светилом: на Западе всё чаще упоминали название института, которым он руководил, и в связи с этим фамилию самого Родионова. В научной прессе, в том числе забугорной, всё чаще появлялись статьи, подписанные Родионовым. Правда, после следовало перечисление ещё целого ряда товарищей, работавших над перспективными проектами, но кто же замечает такие мелочи? Видят только первых, а Семён Аркадьевич всегда стремился быть первым.

Из задумчивости Родионова вывел телефонный звонок: сигналил местный селектор на большом из натурального дерева столе директора НИИ.

«Вся жизнь впереди, надейся и жди…» – довольно пропел Родионов и подойдя к столу нажал кнопку селектора, связывающего кабинет с приёмной.

– Алла Григорьевна, я вас слушаю, – прокашлявшись, и, мигом сбрасывая весёлость, навеянную пропетым куплетом, строго сказал директор.

– Семён Аркадьевич, к вам Владимир Александрович Гордеев. Пропустить? – не мене строго проговорила секретарша, проработавшая в институте не один десяток лет и служившая ещё при прежнем главном.

– Конечно, конечно, зовите сейчас же, – торопливо ответил Родионов, с которого сразу же слетела напускная строгость: как же, такого гостя в дверях держать.

Упреждая приход Гордеева, Семён Аркадьевич, колыхая небольшим, но вполне солидным животиком, засеменил к дверям. Раскрыв тяжёлые дубовые двери, он, поправив сбившиеся на нос роговые очки, радушно произнёс.

– Добро пожаловать, Владимир Александрович, в наши, так сказать, пенаты!

В ответ на приглашение в кабинет ввалился тяжеловесный Горец, пришедший на встречу, вопреки обыкновению, без всегдашнего своего сопровождения – Бобра. Усевшись в предложенное мягкое кресло, Горец обвёл кабинет взглядом и недовольно проговорил.

– Высоко ты забрался, Аркадьевич, аж на пятый этаж, а лифт как назло не работает. Я все ноги сломал пока на твою верхотуру поднялся.

– Что поделать, Владимир Александрович, такова наша селяви, – Родионов вернулся в директорское кресло и, посмотрев на собеседника как мышь на кота, вкрадчиво добавил. – Сам знаешь сколько государство на науку из бюджета выделяет: сущие крохи. Потому с деньгами у нас – учёных лабораторных крыс, – одна сплошная и непрекращающаяся беда. Сломанный лифт тому пример; второй месяц стоит, а денег на замену сгоревшего двигателя как не было, так и нет.

– К слову сказать, Аркадьевич, о бедственном положении науки и как это положение исправить, я и зашёл поговорить, – сказал Гордеев, поудобнее устраиваясь в кресле. – Помнишь тот препарат, что ты дал мне на пробу?

– Как же не помнить, – Родионов заёрзал в кресле, – Метапромизол – очень перспективная разработка, моей, – директор подчеркнул слово «моей», – научно-исследовательской группы.

– Не знаю, чего уж он там мизол, этот твой препарат, но результат пробы меня порадовал, – Горец не собирался долго ходить вокруг да около, поэтому спросил напрямую. – Сколько хочешь за него?

– Ну, Владимир Александрович, я не могу так ставить вопрос, – директор сделал вид, что смутился от неожиданного предложения. – Всё-таки у нас государственный институт и все его разработки принадлежат государству.

– Ты, Аркадьевич, не юли и высокими фразами не прикрывайся. На кой тебе это государство? Или оно будет достраивать твою дачу на Ростовском шоссе и даст денег на обучение твоего сына-балбеса за границей? Да это долбанное государство лифт у тебя в институте починить не может, а ты туда же его высокими словами защищаешь!

– Что верно, то верно, – неожиданно быстро согласился Родионов с доводами гостя, – но всё же, Владимир Александрович, разговор немного о другом. Этот препарат – наше ноу-хау, он настоящий прорыв в области увеличения возможностей человеческого организма. Причём, без всяких отрицательных последствий для него. Пока что нигде в мире аналога Метапромизолу нет. Более того – это заказ министерства обороны, а с военными сам знаешь: шутки плохи.

– А никто и не собирается шутить. Ты эти свои разработки маненько попридержи, военные ничего и не узнают, – посоветовал Горец и стараясь закончить бессмысленный разговор, конец которого ему был известен заранее, коротко спросил. – Итак, сколько?

Семён Аркадьевич немного подумал, поправил зачем-то массивные очки и черкнул дорогой авторучкой на взятом со стола листке бумаги несколько цифр. Повернув листок так, чтобы Гордеев видел сумму, директор посмотрел на Горца, ожидая реакции гостя.