Евгений Ивин - Диверсанты (сборник)

– Почему диверсантом? – удивленно спросил Шмелев.

– Человек, который подрывает основы общества, путем совершения преступлений против личности, общества, практически совершает диверсию против Советской власти. Иначе это не назовешь. Преступники – это те же диверсанты, тайно подрывающие то, на чем мы стоим, нашу мораль, наши убеждения, что при социализме все прекрасно. А их, диверсантов, у нас в стране сотни тысяч, мы только живем как страусы, делаем вид, что у нас все тишь да гладь. Удобная позиция – сунуть голову в песок. А ведь, по большому счету, чем дольше мы будем держать голову в песке, тем сильнее будут диверсанты, тем шире будет их отряд. Совершая диверсии, преступники влияют своими действиями на других, особенно на молодежь, и тем самым ломают и калечат молодые души – это и есть самая страшная диверсия против нас. Это пострашнее, чем Лузгин, обокравший торгаша-директора. Против диверсанта-Лузгина мы еще как-то можем бороться: закон, тюрьма, где его изолируют на время. А как быть с теми диверсантами, кто на свободе и проникся убеждением, что моя хата с краю, мне нет дела ни до чего, лишь бы меня это не касалось? А взорванная психология молодежи их совсем не волнует, лишь бы это не касалось их персонально.

– Концепция о диверсантах мне нравится, но я бы не сказал, что эти люди на свободе, наслаждаются этой свободой, – возразил Шмелев. – Они ведь рабы своих убеждений, это их скорлупа, из которой им никогда не проклюнуться на свет Божий.

– Это все область журналистики, а не юриспруденции. То, что недоделало общество, от чего оно отказалось, что проглядело, – то уже попадает в наши руки. Мой дед любил говорить: «Ремонт дороже чоботьев». Хватит, наверно, дискуссий. Давай, Витя, спустимся на грешную землю и полюбуемся прибрежными красотами. Мы с тобой как два древних римлянина стоим в воде и философствуем. Двойное наслаждение: вода и мысли. Идут наши красотки! Прямо-таки любуются собой, хотя ноги на голышах выворачиваются.

– Если бы нам их распределяли как победителям, я бы взял Варю, – улыбнулся Виктор.

– А я бы по праву победителя взял обеих! Девочки, осторожно, намокнете! Видите, как тут сыро кругом?

– Лида, ты только посмотри, какие заботливые и галантные молодые мужчины! – воскликнула Варя. – Могли бы и перенести нас через воду. Только вам, видно, это не под силу.

– Попрошу не провоцировать! – строго сказал Виктор.

– Ладно, идите уж на берег, – сказала Лида. – Мы вам там кое-что оставили вкусное.

Она легонько взвизгнула, окунувшись в воду, и красиво поплыла, выбрасывая плавно руки, все дальше и дальше, слегка покачивая головкой с большим пучком светлых волос на затылке.

После обеда Виктор вместе с новыми знакомыми собрался на морскую прогулку. Девушки были огорчены, что Рыбалко не едет с ними, они уговаривали его, доказывали важность такого путешествия, но он был тверд как скала и отказался, потому что ему предстоял разговор с Киевом, который он и так отложил до вечера.

С Киевом его соединили быстро, и Рыбалко вместо Коваля услышал голос Волнянского.

– Я ждал твоего звонка, был уверен, что ты позвонишь, – сказал ему Волнянский. – Какие у тебя новости?

– Наши предположения оправдались: Гаврилин был в Сочи. За несколько дней до убийства он тут попадался на глаза людям. В общем, его опознали два человека. Завтра с утра проверю еще один вариант, думаю он ограбил продавщицу киоска «Воды». Но это мелочи – вырвал сумку, где было на полсотни серебра и медяков.

– А как насчет личности, ради которой ты поехал?

– Глухо! Видели его в обществе двух мужиков, но я сомневаюсь…

– Григорий Романович, есть одна идея. Может быть, пригодится. Надо бы составить список москвичей, проживавших в гостиницах Сочи в тот период. Так дней за десять. Список будет великоват, но женщин не бери во внимание. Правда, он мог жить в санатории или пансионате, а их там сотни…

– Буду искать тех, кто был с машиной и уехал в дни смерти Шкета. Таких будет не так уж много, и их должны знать в санаториях.

– Да, но машина могла быть на городской стоянке, а сам он снимал квартиру.

– Красное, черное не берите, да и нет не говорите, вы поедете на бал?

– Не понял? – заволновался Волнянский.

– К делу не относится. Я проверю городские стоянки по журналам.

– Но он мог снимать квартиру и машину держать возле дома или во дворе. Твои действия?

– Я проиграл! Но у меня есть время, буду думать. Ты насчет москвичей отчего так заволновался?

– Прослушал пленку допроса Лузгина. Пока фантазирую. Тебе придется срочно покинуть Сочи.

– Что-нибудь случилось?

– Гильза заговорила. Пришло заключение из пуле-гильзотеки. Этот парабеллум уже стрелял раньше. Три года назад из него был убит некий гражданин Паршин в Волгограде. Личность далеко не ясная. Так что предстоит тебе город-герой, но сначала в Киев…

«Попрошу частным порядком лейтенанта Раклина, – подумал капитан. – В «Интуристе» у него не так много работы, пусть проверит московские машины и гору москвичей за этот период. А откуда он знал, что я докопаюсь до Сочи? Убил-то в нескольких сотнях километров! Нет, он не такой уж супер-предусмотрительный. Ему и в голову не могло прийти. Надо немедленно лететь в Киев. Сейчас! Успею на последний рейс. Виктору оставлю записку. Думаю, хватит ему и Сочи: поиграл в Пинкертона, и будя».

Капитан созвонился с Раклиным, и тот охотно согласился выполнить просьбу Рыбалко. Потом он написал короткую записку: «Витя! Извини, срочно вылетаю в Киев, требуют чрезвычайные обстоятельства. Думаю, еще увидимся. Будешь в Киеве – заходи, чистосердечно буду рад! Г.Р.». Он положил записку на подушку на кровати Виктора, быстро покидал вещи в чемодан и часа через три был в воздухе, на пути к Киеву.

Уже начало темнеть, а Рыбалко все еще сидел в кабинете следователя прокуратуры Волнянского, и они пытались слепить более-менее правдоподобную версию или хотя бы выстроить как-то одну линию. Но дальше Киев – скелет Шкета – Сочи продвинуться не смогли: все крутилось как в замкнутом круге.

Зазвонил телефон, и Волнянский недовольно взял трубку.

– Я же вам сказал, что этот вопрос в компетенции руководства, – пытался он отделаться от кого-то. – Мы не в праве так решать этот вопрос. Если мы начнем такими методами – знаете, куда мы придем? – Он подождал, слушая, что ему говорили на другом конце провода, и резко сказал: – К тридцать седьмому году! Мы и так сплошь и рядом нарушаем закон, и все во имя справедливости! Дело требует доследования, суд его не примет, если даже я буду там выступать и давить. А я этого делать не буду! Подумаешь, руководитель! Он что же, застрахован от наказания? Ах, райком! Так пусть райком пришлет официальную бумагу, что он его сам будет судить! Звоните прокурору, пусть он это дело решает, я не берусь. До свидания! – Он раздраженно бросил трубку на рычаг. – В обойме райкома руководитель – уже индульгенция. Персона неприкасаемая! От тюрьмы, даже от следствия хотят защитить.