Анатолий Безуглов - Изувер (сборник)

– Вы слышали выстрелы?

– А как же! Очень даже хорошо слышала.

– А не можете сказать, сколько времени прошло между первым и вторым выстрелами?

Бобринская задумалась.

– Да как вам сказать… Быстро время прошло…

– Ну, сколько минут? Хотя бы приблизительно?

– Какие там минуты! Почти один за другим… Секунды три-четыре.

– Это вы точно помните? – переспросил Гольст.

– Не верите – можете у моего спросить. Он подтвердит. Зачем мне врать? – даже несколько обиделась Анастасия Петровна.

Допросив Бобринского, следователь получил тот же ответ: между первым и вторым выстрелами прошло не более четырех секунд.

– Ну и порядки были в семье Ветровых! – заметил следователь Сергей Михайлович Ворожищев, один из участников следственной группы, когда прочитал показания соседей. – Все оценивалось в рублях. А где же сердечность и доброта, о которой говорили все вокруг? Хлебосольство?

– Насчет доброты – это для посторонних. А хлебосольство… – Владимир Георгиевич усмехнулся. – Ветровы приглашали только нужных людей. Александр Карпович имел большой круг знакомых. Например, из стройтреста – чтобы доставать стройматериалы. Начальника телефонного узла – чтобы городской телефон провести на дачу. Замначальника горторга – дефицит… Все как на подбор номенклатурные работники. За столом у Ветровых рекой текли коньяк, марочные вина. Само собой разумеется, икра и другие деликатесы…

– Ну, тогда понятно. И все же странно, человек с таким размахом, а мелочился. За какое-то старое детское платьице удержал у домработницы пятерку. А история с кирпичом – просто курам на смех.

– Это что! – сказал Гольст. – В прошлом году скандал был. Пришли проверять показания электросчетчика. Дома была одна Лариса. Контролер заподозрил что-то неладное: огромный дом, разные электроприборы, даже электрическая пила, а расход энергии – на копейки. И обнаружилось приспособление для кражи электричества. Ветрову удалось замять дело через знакомых.

– Несолидно. Значит, скупердяй, да еще нечестный, – подытожил Ворожищев. – Хорошенький пример для детей. Вот так и вырастают хапуги да стяжатели.

Разговор зашел о ночи с 31 августа на 1 сентября.

– Мне не дают покоя показания Бобринских о выстрелах, – сказал Гольст. – Если они не ошибаются, версия о самоубийстве Ветрова и убийстве им жены представляется более чем сомнительной.

– Да, – кивнул Сергей Михайлович, – три-четыре секунды… Успеть в такой короткий срок убить жену, потом лечь в постель и выстрелить в себя – вряд ли возможно.

Владимир Георгиевич пожал плечами.

– Вообще-то оценка времени субъективна. Зависит от состояния человека. В иных ситуациях и мгновение кажется долгим.

– Надо уточнить у кого-нибудь еще. Рядом с Ветровыми находится дача неких Цыплаковых. Борис говорит, что они прибежали к ним почти одновременно с Бобринскими. Они не спали всю ночь, сидели у постели тяжелобольного. Значит, тоже слышали выстрелы. Их сейчас нет в городе, отдыхают в Кисловодске. Скоро должны вернуться. Тогда и допросим. Не забывайте, что муж и жена Бобринские одинаково определили интервал между выстрелами.

– Владимир Георгиевич, – задумчиво произнес Ворожищев, – если предположить убийство… Не мог это сделать Бобринский? Вы же сами говорите, что он едва не подрался с Ветровым из-за той пятерки, которую Александр Карпович вычел из денег домработницы.

– Не едва, а подрался, – уточнил Гольст. – Их разняли и успокоили Цыплаковы.

– Вот видите. Помимо обиды, тут могла быть еще и зависть. Для Бобринского Ветровы кто? Барчуки. Заносчивые и к тому же нахальные.

– Обидели мужика крепко, это верно, – согласился Гольст.

– Что представляет собой Бобринский?

– Несдержанный, вспыльчивый. Его в Быстрице побаиваются. Но чтобы пойти на убийство… – Владимир Георгиевич покачал головой. – На меня он произвел неплохое впечатление. Прямой, справедливый, рассуждает трезво.

– А может, довели его эти Ветровы?

– Будем проверять, – сказал Гольст.

Допрос тетки Надежды Федоровны, бабы Мани, как называли ее в семье Ветровых, провел следователь Ворожищев.

Мария Ивановна была крепкой старухой. Простое крестьянское лицо, круглые щеки с мелкими розовыми прожилками, мягкий деревенский говор.

Чувствовалось, что Мария Ивановна недолюбливала супруга своей племянницы.

– Бог ему судья, – сказала она об Александре Карповиче. – Но хочу заметить: до него Надя была другая. Это уж при Александре стала такой жадной.

У Ветрова ведь раньше была другая жена. Развелись сразу после войны. Я слышала, она сама ушла. Допек муженек своей скаредностью. А Надежда пошла за Александром – как в омут кинулась.

Еще бы, мужиков вокруг мало, погибли на войне… Ветров был с положением, солидный. Сошлись они в сорок пятом, а через год Боря родился. Живут год, другой, третий, а все не расписываются. Я как-то спросила у Нади, почему не оформляете брак по закону? Не боишься, что он бросит тебя с сыном – и поминай как звали? Она отвечает: нет, не бросит. А не регистрируемся, потому что мне пособие платят как матери-одиночке. Это ее Александр подучил.

Уж я срамила Надежду, так срамила. Не стыдно, мол, перед людьми? Да и не гоже государство обманывать. Может, кому-то это пособие действительно нужно позарез, а с их доходами… Она говорит: как муж скажет, так и будет. Зарегистрировались аж в пятьдесят первом году! Ветрову смотреть на белый свет деньги глаза застили! Надя – солидный человек, заведующая детским садом, а до последнего времени цветы продавала, клубнику. Сама! – Старушка покачала головой. – Или я чего-то не понимаю, или свет перевернулся. Не знаю…

– Как Александр Карпович относился к своим детям? – спросил следователь.

– Борьку в свою веру обратил. Деловой… Не чихнет за просто так. Отец сызмальства приучил: получит в школе четверку – деньги на мороженое, пятерку – на кино. В институт поступил – на тебе пятьсот рублей.

– За что? – удивился Ворожищев.

– Ну, потрудился, мол, заработал.

– Так ведь институт сыну нужен, а не отцу.

– Вот и я говорила: кого ростите? – Она сделала ударение на первый слог, отчего слово прозвучало как-то значительнее. – Он же сам потом, когда в старости будет ухаживать за вами, плату потребует…

– Это вы Александру Карповичу говорили?

– Наде. Она только молчит… Да и что с нее взять – на мужа, как на икону, молится. – Баба Маня вздохнула. – Что вы хотите, сыну шестой годок шел, а ему бочонок подарили, чтобы деньги копил. Вот и вырос такой же, как папаша…

– А Лариса?

Мария Ивановна расплакалась. Внучатую племянницу она любила. Единственную из всех Ветровых. За ее приветливый нрав, доброту и бескорыстие.