Антон Шаффер - Духи безвременья

– Марта эта здеся, чтобы веру нашу разрушить!

И зашептали – зашипели Лихие Кручи. Слух разнесся по селу с какой-то невероятной, просто космической скоростью. Уже через несколько минут наиболее активные староверы приступили к созданию секретного полупартизанского отряда для борьбы с Мартой. Возглавил отряд дед Лука. Действовать решили без промедлений. Толпа, выкрикивая проклятия в адрес Марты в частности и всего немецкого народа в целом, в ту новогоднюю ночь окружила дом Петрова. Затем от толпы отделился дед Лука, который размахнулся своей палкой и со всей дури шибанул ей по петровской двери.

Палка треснула и переломилась надвое.

В то время, пока за пределами его жилища разворачивалась вся вышеописанная драма, Семен бегал по дому в поисках подходящего оружия, которое, в крайнем случае, можно будет использовать против погромщиков. Единственное, что подвернулось ему под руку, да так и осталось в ней, был здоровый кухонный нож. Держа его в руках, сжимая его до боли, Семен подошел к двери и замер в ожидании развязки. И развязка не замедлила себя ждать.

Сигналом к началу штурма дома послужил последний истошный крик Марты, связанный опять же с около нацисткой тематикой, вслед за которым на свет божий появился младенец. Но матери уже не суждено было его увидеть, ибо силы окончательно покинули ее в момент родовых схваток, и она испустила дух, едва новорожденный успел вынырнуть из ее чрева. Так они и лежали – мать и ее сын. Только он живой, а она мертвая.

Как только звуки незнакомой речи в последний раз разорвали холодное январское небо, дед Лука, что было мочи, разогнался и влетел всем своим щуплым телом в дверь Семенова дома. Именно влетел, так как в тот самый момент, когда дед находился на критическом расстоянии от дверного проема, Семен эту самую дверь распахнул. Затормозить времени уже не было, и старец понимал это, видя, как его тело само напарывается на нож, зажатый в руках хозяина дома. Лука глупо уставился на Семена, который все еще не мог оправиться от случившегося. Медленно рука его разжала орудие убийства, и какое-то время дед все еще стоял на одном месте, а из живота его торчала лишь рукоятка ножа. А потом он просто рухнул навзничь, широко раскинув руки да ноги.

То, что произошло дальше, можно было охарактеризовать лишь как бойню. Озверевшая толпа разорвала Семена в прямом смысле этого слова. Рвали его долго и методично.

Сначала герой Великой Отечественной лишился рук, затем ему выдернули ноги, которые как у глупой куклы мотались на изуродованных суставах. А затем пара здоровых мужиков схватили еще живого, но постоянно терявшего сознание Семена за голову и дернули так, что хруст позвонков оглушил всех присутствующих.

Расправившись с односельчанином, старообрядцы бросились внутрь дома, чтобы проделать ту же самую операцию с его женой. Но этого удовольствия Марта им не доставила, ввиду того, что вот уже как несколько минут лежала бездыханной.

Удивительно было во всем этом лишь то, что, сколько мстители не искали новорожденного, найти его им так и не удалось. Ребенок бесследно исчез.

Но, как известно, ничего не появляется и не исчезает просто так. Младенец был спасен. Пока староверы расправлялись с Семеном, в дом через печную трубу проник человек, имя которого так никто никогда и не узнал. Он тихо вошел, взял маленького Петрова на руки и вышел тем же манером. Все вышло так потому, что судьбой было предназначено прожить потомку революционера намного больший срок, нежели ему хотели отвести убийцы его отца.

Детство Игоря Паклина прошло в детском доме областного центра. Сколько не допытывался он у воспитателей, каким образом он здесь оказался, ничего вразумительного услышать ему так и не удалось. Подкидыш и все тут.

Когда старенькая нянечка открыла входную дверь, в которую кто-то так настойчиво стучал, и увидела лежащего на пороге младенца, она совершенно не удивилась.

Время-то было послевоенное. Девки рожали от вернувшихся с фронта солдатиков, изголодавшихся по женской плоти, а потом не знали, что со своим приплодом и делать-то. Вот многие и подкидывали детишек к дверям и без того переполненных детских домов. Нянечка взяла орущий сверток на руки, тяжело вздохнула и закрыла дверь, так как ветер задувал уж слишком свирепо.

Имя для нового воспитанника выбирали не долго. Точнее сказать его вообще не выбирали. Просто взяли да назвали Игорем. Что касается отчества, то здесь были варианты. Некоторые воспитательницы настаивали на Иосифовиче, ибо, таким образом, в имя мальчика навсегда будет вплетено имя великого Сталина! Но далеко не все женщины были настроены по отношению к Генералиссимусу благодушно. Многие из них потеряли своих родственников в лихие тридцатые и прекрасно знали, кому за это надо бы сказать спасибо. Точку поставила старшая воспитательница Нина Станиславовна, которая громогласно заявила, что считает, что лучшим отчеством для воспитанника будет Аркадьевич. Объяснить свой выбор она не потрудилась, но ослушаться ее никто не посмел.

Ну, а фамилия пришла вообще, что называется, сама. Когда мальчика развернули, то увидели, что он весь черный. Старая нянечка перекрестилась и зашептала молитву.

– Негр что ли? – поинтересовалась сама у себя Нина Станиславовна.

Через минуту стало ясно, что никакой это ни негр, а просто ребенок с ног до головы вымазан чем-то черным. Ну, раз черным, значит, будет Паклиным. Вот и весь разговор. Так безымянный младенец Петров стал Игорем Аркадьевичем Паклиным.

Годы в детдоме были не сахаром, но Игорек всегда умел себя поставить так, что особо крупных шишек на него никогда не сыпалось. Учился он хорошо и одно время даже шел на медаль, но что-то там не заладилось в РАНО, и было решено сократить количество медалей для детдомовцев. Придумали давать одну медаль на детский дом.

И как ни хорошо учился Игорь, но его же одноклассница Зойка Январева училась лучше. Ей-то медаль и досталась. Чуть погрустив, Игорь устроился работать в бухгалтерию своего же родного детского дома, а через год отчалил в Вооруженные силы, где и провел с переменным успехом последующие два года.

Вернувшись на гражданку Паклин принял твердое решение поступить в институт и получить достойную профессию. Покопавшись в памяти и освежив некогда крепкие знания, он пришел к выводу, что лучше всего давалось ему право, да и вообще гуманитарные науки. Выбор его пал на юридический факультет одного из не очень-то уж и популярных московских ВУЗов. Поступил легко, так как для только что отслуживших, были специальные льготные места. Закончив институт, Игорь Аркадьевич поступил в аспирантуру и ровно через три года получил кандидатскую степень, осветив в своей объемистой работе проблемы развития социалистического хозяйства в свете юридической науки.