Антон Шаффер - Круги на воде

– Это не все. Она мне назвала точную дату расстрела, и время, и порядок, в котором мы их…того.

– Вы уверены?

– Так точно, товарищ майор.

– Докладывайте дальше, – потребовал озадаченный Смолин.

– Она сказала, что 'Трехкружие' существует и не в наших силах его уничтожить.

Сказала, что звонит, чтобы я знал об этом, потому что людей этих арестовывал и на расстрел самолично водил. И еще сказал, что мне с этим жить, и знать о звонке только мне, а если кому скажу, то смерть мне гарантирована.

– Выходит, выбрала в качестве объекта мести, – задумчиво произнес Смолин.

– Получается. – Потапов горестно вздохнул, тем не менее, продолжая абсолютно не понимать все происходящее.

Смолину приходилось и читать о подобном, да и сталкиваться на практике. Уж сколько проклятий он выслушал в свой адрес от тех, кого лично приходил арестовывать, от тех, кого допрашивал. Он смотрел на Потапова, и теперь ему было жалко этого простого деревенского парня, попавшего после армии на службу в органы. Смолин прекрасно понимал, что сейчас испытывает его подчиненный, выросший на деревенских сказках и суевериях. Но майор знал, что жалость – пагубное чувство в их деле. А потому вслух он сказал:

– Надеюсь, товарищ Потапов, вы не приняли угрозы какой-то полоумной старухи близко к сердцу?

– Нет, конечно, товарищ майор, – попытался бодриться Потапов, хотя весь его вид говорил о животном страхе, граничащем с пониманием безысходности положения, в которое он попал.

– Вы свободны, товарищ Потапов. Можете идти домой. Отдыхайте.

– Есть, товарищ майор.

Потапов отдал честь и с опущенными плечами вышел из кабинета. Как только дверь за ним закрылась, Смолин поднял телефонную трубку:

– Глеб, зайди, есть разговор.

Локиев появился в кабинете через несколько минут, устроился на небольшом диванчике, стоявшем в углу кабинета и, закурив, выслушал рассказ Смолина.

– Что думаешь? – спросил Смолин, закончив.

– Пока не знаю, – честно признался Локиев. – Если откровенно, то в голове пока крутится только один вариант. Ты знаешь, я не верю во всю эту чертовщину, в эти проклятия, так что нахожу лишь одно объяснение информированности старухи: кто-то выносит сор из избы.

– Хочешь сказать, у нас утечка?

– Есть другие предположения? – саркастично усмехнулся Глеб.

– Да нет, пожалуй… – помедлив, ответил Смолин. – Значит, будем искать слабое звено?…

Говоря это, Смолин мысленно прикидывал, кто бы из его сотрудников мог пойти на подобный шаг, но никаких мыслей на этот счет у него явно не рождалось. Все, кто служил в их отделе, проходил тщательную проверку, давал соответствующие подписки и так далее. Да и даже это было здесь совсем не причем. Просто он уже неплохо знал людей, с которыми работал уже не первый год – никого из них заподозрить он не мог. Хотя майору было так же ясно и то, что никогда нельзя знать человека до конца. – Вот что Глеб, – Смолин затушил в пепельнице очередную сигарету, – к вечеру представь мне свои соображения на этот счет, а я пока наведаюсь в пару мест, и тоже кое-что попытаюсь выяснить.

– Что за места?

– Старые адреса, Глеб, старые…

Возвращаясь с дачи в переполненной электричке, Олег мысленно проговаривал историю, рассказанную дедом. Не сказать, что она произвела на него уж такое большое впечатление, но, по крайней мере, дала некоторую пищу для размышлений.

Ее вполне можно было использовать при написании новой книги, общая задумка которой уже начинала складываться в голове писателя.

На дворе стоял тысяча девятьсот сорок четвертый год. Дивизия деда с боя продвигалась все дальше на запад, расширяя победоносную дугу Красной Армии.

Немцы ожесточенно сопротивлялись, кидаясь в каждый бой, как в решающий и последний. Себя они не щадили, что порождало все новые жертвы с обеих сторон.

Кровь лилась рекой, но к этому времени это стало уже таким привычным зрелищем, что развороченные снарядами тела однополчан давно никого не удивляли. Олегов дед прибыл на фронт ранней весной сорок четвертого, с очередным пополнением быстро редеющих солдатских рядов. На тот момент ему стукнуло восемнадцать и как военнообязанный он тут же подвергся мобилизационным мероприятиям, чтобы в считанные дни оказаться на фронтах великой отечественной. С Эдуардом дед познакомился еще в набитом до отказа плацкарте, везущем новобранцев по бескрайним просторам родной земли. Они оказались на соседних полках, а потому беседа завязалась сама собой, чтобы довольно скоро перерасти в настоящую дружбу.

– Эдуард. – Молодой человек с интеллигентным лицом, дополненным изящными очечками, протянул свою узкую кисть.

– Сергей, – поприветствовал его дед, с интересом рассматривая попутчика.

– Ну, значит, будем знакомы! – Эдуард улыбнулся, давая понять, что рад новому знакомству.

Надо заметить, что деда Олега, на вокзале, офицер, с изуродованным шрамом лицом, впопыхах впихнул в вагон, в котором ехали призывники откуда-то из глубинки, что явно сказывалось на общей атмосфере в этом самом вагоне. Матерная ругань, запах папирос и деревенские песни под гармошку утомили его уже через час, а еще через несколько часов начали откровенно раздражать. Сам дед был коренным москвичем, причем из семьи далеко не рабочей. Закончив школу, находившуюся в самом центре города, он привык к немного иному кругу общения, а потому простые деревенские парни вызывали у него чувство эстетической неприязни. К слову, сельские пацаны тоже теплых чувств к деду не питали – поглядывали на него с наглыми улыбками на веснушчатых лицах и в контакт не вступали. Поэтому встреч а с человеком себе подобным стало настоящей радостью для молодого бойца.

Эдуарда подсадили к ним в вагон уже довольно далеко от Москвы и волей случая он и оказался в одном вагоне с дедом. Полка для него нашлась не сразу, так как мест на всех не хватало и многие лежали по двое, а уж в сидячем положение на одну полку набивалось и по пять человек. Поэтому когда Эдуард появился в дверях, единственной перспективой для него было пристроиться на полу в одном из проходов.

Но тут произошло маленькое чудо, которое сотворил все тот же офицер со шрамом на лице. Появившись за спиной поникшего духом Эдуарда, он слегка подтолкнул его в спину, давая понять, чтобы тот проходил вперед. При виде старшего по званию, деревенские парни, уважавшие любой авторитет, примолкли, а уж когда раздалась команда 'смирно', прокатившаяся по всему вагону, повскакивали со своих мест и замерли в ожидании дальнейшего развития событий. А события развивались следующим образом: изуродованный офицер подошел к одной из полок, на которой до этого возлегал какой-то сельский хлопец, и приказал тому со своими манатками перейти в другой конец вагона. На начавшиеся было протесты со стороны представителя сельской местности, офицер ответил просто – не подчинение старшему по званию в условиях военного времени влечет за собой расстрел. Деревенский малый усвоил эту информацию просто с космической скоростью и мелкой трусцой перебрался в указанное ему командиром место. На освободившеюся же полку был помещен Эдуард, чем тут же снискал ненависть всего вагона, за исключением одного человека – олегова деда.