Галия Мавлютова - Начальник райотдела

– Проходи, сынок! – сказал широкоплечий плотный мужчина, сидевший в кресле. Он глубоко утонул в нем, отчего его ноги оказались выше головы. Входящему показалось, что слова приветствия доносятся через глухую перегородку.

– Пап, тебе вредно сидеть в таком кресле, выкинь ты его, в конце концов, – вошедший протянул руку для приветствия через ноги сидящего в кресле. Ухватив отца за руку, он с силой дернул его и поднял из кресла.

– Велика сила привычки, это же кресло генерала Бойкова, помнишь такого? Откуда тебе помнить, – отец раздраженно махнул рукой, он с сожалением поглядел на кресло, – когда я вышел в отставку, хозяйственное управление специальным приказом передало мне это кресло на вечное хранение, как в музей. Так-то! – плотный мужчина остановился возле кресла и долго смотрел на него, предаваясь приятным воспоминаниям.

– Виктор Ефимович, вам принести чаю? – чуть приоткрыла дверь секретарша.

– Да-да, и чаю принеси, и к чаю чего-нибудь покрепче. Видишь, кто у меня в гостях, самый дорогой гость – Ефим Викторович Лесин!

– Здравствуйте, Ефим Викторович, я вас не видела, выходила на минуту, – секретарша, не договорив, исчезла за дверью.

– Вечно она выходит на минуту, никогда ее на месте не бывает, – проворчал Лесин-старший.

– Не ворчи, пап. От этого музейного кресла у тебя давление подскочило.

Лесин-младший присел на стул, стоявший у письменного стола. Он посмотрел еще раз на историческое кресло, перевел безразличный взгляд на портрет президента, висевший над столом, пробежался глазами по столу и, наконец, посмотрел в глаза отцу. Немного помолчав, он сказал:

– Не могу, пап, больше! Сил нет.

– Фима! – строго произнес отец. – Не сметь! Не раскисай, время еще не пришло. Все мы проходили через это, думаешь, только тебе хреново? И я прошел через это испытание, думаешь, так просто я полковника получил? Многое пришлось вытерпеть… Что у тебя?

– Опять проверка, совсем замучили нас. Мне выговор обещали за плохую организацию работы.

Лесин-младший побарабанил пальцами по столу, выбивая незамысловатую музыкальную пьесу. Виктор Ефимович задвинул злосчастное кресло за шкаф и сел за стол рядом с сыном.

– Фима, служить надо? Надо, – сам себе ответил он. – В службе всякое случается, и проверки не самое гнусное в нашем деле. Придет время – уйдешь в отставку, получишь полковника или, даст бог, генералом станешь. Потерпи, сынок. Материально я тебя обеспечиваю, ты ни в чем не нуждаешься, можешь свою зарплату в фонд национальной безопасности отдавать. Зачем тебе зарплата сотрудника милиции? Копейки, – презрительно фыркнул Виктор Ефимович.

– Думаешь, мне приятно на твоей шее сидеть? Я и сам мог бы эти деньги заработать, – с излишней горячностью проговорил Лесин-младший и умолк.

– Деньги зарабатывать тяжело, здесь мозги нужны. – Виктор Ефимович многозначительно покрутил большим пальцем у лба.

– У меня, что, мозгов нет? – спросил Фима.

– Пока нет, нет мозгов пока. Неси-неси, Ниночка, – сказал Виктор Ефимович вошедшей секретарше. Она внесла поднос с кофейником, чайником и чашками, – Ниночка, тебе уши не надо прочистить? Я же сказал, принеси чего-нибудь покрепче.

– Коньяк? Виски? – спросила секретарша, оставаясь невозмутимой.

– И коньяк, и виски, лимончик порежь, да колбаски, да икорочки достань. Ниночка, только поживей! – скомандовал Виктор Ефимович.

– Слушаюсь, Виктор Ефимович. – сказала секретарша. Обмахиваясь подносом, как веером, она величаво удалилась.

– Вот, Фима, учись у Ниночки, у нее бронетанковая нервная система, ничем не проймешь. Вот как надо реагировать на ситуацию.

– Пап, у меня тоже крепкая нервная система, и меня ничем не проймешь. Мне не хочется тратить драгоценное время на службу. Я хочу заниматься интересным делом, не хочу просиживать штаны в Главке, не хочу переливать из пустого в порожнее. Понимаешь?

– Понимаешь-понимаешь, – ворчливо согласился отец, – но уходить из ментовки нельзя, категорически нельзя. Запрещаю тебе уходить из системы. Иначе прокляну! Все понял? – Виктор Ефимович побагровел и налился нездоровой полнотой.

Ефим Лесин подавил вздох и взял из трясущихся рук отца фарфоровый кофейник.

– Дай сюда, пап, сейчас прольешь. Успокойся, пусть будет по-твоему.

– Так-то лучше будет, отца слушаться надо, отец дурного не посоветует. Ты служишь не ради собственного благополучия, ты служишь родине, государству! Понимаешь?

– Понимаешь-понимаешь, – поддразнил отца Ефим Викторович, – просиживая штаны – я служу государству!

– Я тебе куплю сколько надо штанов, только не хныкай, будь мужиком. – Виктор Ефимович исподлобья поглядел на сына, и взгляд его потеплел, с лица сошла нездоровая полнота, сизая багровость уступила место рдяному румянцу.

– Отец, а ты так не расстраивайся из-за меня, все будет нормально. – Ефим Викторович выкатил кресло из-за шкафа. – Вот, садись в свое кресло, оно для тебя, как витамины, как импортное лекарство от сердечной недостаточности.

– Лучше, чем витамины, лучше, чем лекарство. – Лесин-старший плюхнулся в любимое кресло и задрал ноги. – Ниночка! – заорал он благим матом. – Твою мать! Неси быстрее свои подносы.

Ниночка мгновенно отворила дверь, будто ждала грозного окрика и быстро расставила угощение на маленьком столике. Она разлила коньяк в рюмочки, поставила два пустых бокала для других напитков и вышла, размахивая подносом, как веником в бане. Виктор Ефимович проводил Ниночку гневным взглядом, но ничего не сказал, взял со столика рюмку, наполненную янтарной жидкостью, посмотрел на свет, побулькал и негромко стукнул о другую рюмку, предназначенную для сына.

– Давай, сынок, помянем моего хозяина.

– Чокаться нельзя же, – сказал Фима, поднимая рюмку.

– Нельзя чокаться, – согласился Виктор Ефимович, – а я и не чокнулся. Это я так, тебе предлагаю помянуть моего хозяина – Кучинского Сергея Петровича. Хорош-ш-ший был мужик!

– Хороший. Был. Мужик. – эхом отозвался Лесин-младший.

– Не дай бог никому такую смерть. Тоже жизнью был недоволен, и все ему не этак, и все ему не так. На том свете ему, наверное, так, – ворчливо сказал Виктор Ефимович, опрокинув одним махом содержимое рюмки.

– Мокруху не раскрыли? – спросил Ефим, чуть пригубив из рюмки.

– Ты пей, не ставь на стол, – приказным тоном велел Лесин-старший. – Нельзя ставить на стол недопитое. Пей-пей. – Проследив взглядом за сыном, так ли он выполняет ритуальные поминки, Виктор Ефимович строго добавил: – Не ты меня должен спрашивать, раскрыли мокруху или нет, а я тебя… Кто у нас действующий сотрудник?

– Ну, я, – нехотя кивнул Лесин-младший, – что с того?

– Вот тебе и дело, ты не штаны просиживай, а отслеживай, кто работает по мокрухе, какие версии по делу, что нового в расследовании. Хныкать ты мастер, а делом кто заниматься будет? Отец не вечный…