Станислав Рем - Принимая во внимание

– Не смог открыть замки, – предположил Ларионов.

– Зачем открывать? Рванул клапан, вынул, что нужно, и будь здоров! Так нет же, поволок с собой. Для чего? Ради балыка? – задумчиво проговорил Андрей Сергеевич.

– Откуда вам известно, что у покойника лежало в портфеле?

– В буфете управления в тот день продавали балык.

– Неплохо вас харчуют, – с иронией в голосе произнёс Ларионов. На Новый год полковник с трудом смог достать килограмм варёной колбасы дополнительно к «талонному», отстояв два часа в очереди, да две банки прибалтийских шпрот. А тут такая роскошь. – Может, вам также известно, сколько у Иванова могло быть денег в кошельке? Не подскажете?

– Не более пятидесяти рублей, – механически, думая о чём-то своём, ответил за московского следователя Малышев.

Глебский поморщился: и зачем майор вылез?

– Приличная сумма.

– А за кольцо могли взять больше, – тут же добавил москвич. – Но отчего-то позарились на меньшее. Опять же про брезгливость. Часы-то с руки стянуть не побрезговали!

– Что вы хотите? – Ларионов прикурил вторую сигарету от первой, а окурок щелчком отбросил в сторону. – Швейцария!

– «Сейко», – автоматически сообщил Малышев.

– Живые деньги. Рублей пятьсот.

Глебский резко повернулся в сторону Малышева:

– У Иванова много баб было?

Майор вздрогнул: такого вопроса он никак не ожидал.

– Понятия не имею! Хотя, скорее всего, имелись.

– Замужние среди них были?

– Не интересовался.

– Со службы никого в постель не затягивал?

– Да… Не знаю… Слухи ходили, а так…

– А вас не смущает, что я рядом стою и всё слышу? – Милиционер поправил на голове шапку, отчего весь его облик принял мальчишеский вид.

– Нисколько. Всё, о чём сейчас говорится, в интересах дела. Тем более, как я понял, о личной жизни покойного вы и так хорошо осведомлены. Хотя, – тут же поправился Глебский, – Виктор Андреевич, вы же понимаете: всё, что говорится между нами, не должно выходить наружу.

– Без проблем! – Ларионов отбросил второй окурок, натянул на руки перчатки. – О дальнейшем продвижении дела буду вам сообщать лично. Контактные телефоны имеются. Но и вы уж нас не забывайте, товарищ подполковник. Если что найдёте по своей части, звоните. Заезжайте. Потому как не хотелось бы задаром «тянуть пустышку».

Ларионов уехал первым, на своём милицейском «бобике». Глебский с Малышевым остались стоять у входа в морг.

– Что скажешь, Александр Константинович?

Майор вновь потянулся за сигаретами.

– Странно всё это. Убить из-за бабы… простите, женщины. Неправдоподобно.

– Почему ж? – Глебский вожделенно посмотрел на пачку. – Жизнь – вещь разноплановая. В ней всякое случается. И преступление из-за женщины не такая уж редкость. Разве что в вашем городе такого не случалось.

– Случалось всякое. А чтобы убить начальника управления КГБ из-за ревности?.. Верится с трудом.

– Ты же видел результаты экспертизы. Иванова ударили по лицу. Скончался от переохлаждения. Несчастный, можно сказать, случай.

– И ты веришь этому?

– А почему бы и не поверить? К тому же в наших интересах, чтобы он погиб по этой причине. Или в результате ограбления. А не по какой-либо иной. Какой, надеюсь, понимаешь?

Малышев глубоко затянулся дымом и с силой выпустил его из лёгких.

– Интересно, что бы со мной сделали, если бы я из ревности ударил по морде Иванова?

– Не понял?

– А что сделали бы с тобой, если бы ты оскорбил Юрия Владимировича? А? Пусть даже с глазу на глаз. Без свидетелей!

– Не пойму, к чему клонишь?

– А к тому, что результат был бы идентичен. И тебя, и меня бы разжаловали сослали, к чёртовой матери, в тмутаракань, а после сгноили в каком-нибудь болоте. – Окурок чёрным пятнышком упал в снег. – Тот, кто ударил Иванова, должен был осознавать последствия своего поступка. А потому вывод: сотрудник управления на такой шаг не пошёл бы. Даже ради женщины.

– А если начальник зарвался? И сотрудник не выдержал? А когда увидел содеянное, замаскировал под ограбление?

– Всё равно, предохранители, как говорится, должны были сработать. Для того чтобы так поступить, нужно родиться Отелло, с рубашкой нараспашку. А я таких в нашем управлении до сих пор не наблюдал. Это по поводу вопроса о личных отношениях Василия Трифоновича на службе.

– Намекаешь на то, чтобы я не копал в вашей конторе? Боишься, как бы грязь не полезла?

– В нашей «конторе», товарищ подполковник. В нашей. – Они подошли к машине, вызванной из управления, и Малышев потянулся к ручке дверцы. – Не нужно нас разъединять. Делаем одно дело. Только на разных уровнях. А потому, если даже благодаря присланному из столицы Василию Трифоновичу мы где-то и замазались, то, прости за сравнение, в говне будем все. – Малышев специально отметил интонацией слова о том, что Иванова прислали из Москвы.

Глебский намёк понял.

– Не боязно такие слова говорить проверяющему?

– А ты не проверяющий. А я не проверяемый. Хоть и временно исполняю обязанности начальника управления. Так что, извини, буду высказываться так, как считаю необходимым. Сам же просил.

– Это ты правильно заметил, – ухватился за слова майора Андрей Сергеевич. – То, что исполняешь временно.

Малышев уже было приоткрыл дверцу авто, но после этих слов тут же её захлопнул.

– А ты меня не пугай, подполковник. Мы, местные, пуганые. И не такими, как ты. Думаешь, вернёшься в столицу и сможешь отрапортовать так, что меня ещё дальше сошлют? Ведь так? Только одного не учёл. Мне до отставки всего четыре года осталось, так что как-нибудь перекантуюсь. Полковником всё едино не быть. А подполковника, даст бог, перед пенсией кинут. Так что переживу. – Малышев снова взялся за ручку, но тут же опять обернулся. – Поступай, как знаешь, Андрей Сергеевич. Ваше право. Только, прежде чем начнёшь ворошить муравейник, а я так думаю, начнёшь, созвонись с Москвой и получи на всякий случай разрешение. Подстрахуйся. А то ведь всякое может случиться! У Иванова, даже мёртвого, связи в столице наверняка ещё остались. Мне-то лично всё равно, а вот у тебя могут возникнуть неприятности.

В машине всю дорогу молчали. Но когда зашли в кабинет и сели напротив друг друга, Глебский жёстко проговорил выношенный долгим молчанием ответ:

– Спасибо за совет! Только я привык действовать самостоятельно. И буду так действовать впредь. По поводу рапорта скажу одно: буду объективен. Насколько возможно. Большего от меня не жди! Скрывать ничего не стану, но и покрывать никого не буду! А теперь давай пить кофе. Заодно расскажешь, как прошло то заседание обкома партии, о котором недавно говорил. Желательно во всех подробностях и деталях… Ну чего смотришь? Сам же обещал.

Ретроспектива. 3 марта 1969 года