Андреа Камиллери - Похититель школьных завтраков

Монтальбано молчал.

– Ну, что ты об этом думаешь?

– Что у нас дома сирота.

Ливия побледнела, голос у нее задрожал:

– Почему ты так решил?

– Сейчас я тебе расскажу, что я думаю об этой истории, учитывая и то, что ты мне сейчас рассказала. Лет пять назад эта красивая, привлекательная туниска приехала в наши края с крошечным сыном. Она ищет работу горничной и быстро ее находит, потому что заодно предлагает пожилым хозяевам и другие услуги. Так она знакомится с Лапекорой. В какой-то момент в ее жизни появляется этот Фарид; возможно, он сутенер. В общем, Фарид решает заставить Лапекору вновь открыть свою фирму, чтобы под ее прикрытием проворачивать какие-то темные делишки: может, это наркотики, может, проституция. Лапекора, в сущности, порядочный человек, он чувствует неладное и изо всех сил пытается выпутаться. Доходит до смешного. Представляешь, он сам пишет своей жене анонимные письма. Так все и продолжалось, но в какой-то момент Фариду по неясным для меня причинам понадобилось скрыться. И тут он вынужден убрать Лапекору. Он заставляет Кариму провести ночь в квартире Лапекоры, спрятавшись в его кабинете. На следующий день жена Лапекоры должна ехать во Фьякку к больной сестре. Карима могла посулить Лапекоре, что в отсутствие жены они смогут вытворять невесть что на его супружеском ложе, поди теперь узнай. На следующее утро, как только синьора Лапекора ушла, Карима открыла Фариду дверь, тот вошел и убил старика. Вероятно, Лапекора пытался бежать, и убийца настиг его в лифте. Но судя по тому, что рассказала мне ты, о задуманном Фаридом убийстве Карима заранее не знала. Увидев, что ее сообщник всадил Лапекоре нож в спину, она бежит. Но недалеко, Фарид догоняет ее и увозит. Чтобы заставить молчать, он, вероятно, убивает ее. Это подтверждается тем, что он возвращается в ее дом и уничтожает все фотографии – чтобы ее не опознали.

Ливия тихо заплакала.

Монтальбано не находил себе места: Ливия прилегла с Франсуа, и он решил посидеть на веранде. В небе дрались на дуэли две чайки, по пляжу брела парочка, время от времени они устало целовались, словно так полагалось по сценарию. Комиссар зашел в дом, взял роман бедняги Буфалино [16] Буфалино Джезуальдо (1920–1996) – сицилийский поэт и писатель, погиб в 1996 г. в своем родном городе Комизо в результате несчастного случая на улице. Роман «Томмазо и слепой фотограф» вышел в том же 1996 г. , тот, что о слепом фотографе, и вернулся на веранду. Посмотрел на обложку, на первую страницу и захлопнул книгу. Он никак не мог сосредоточиться. Постепенно его охватывало растущее беспокойство. Внезапно он понял, в чем дело.

То был страх перед тихими семейными воскресными вечерами, что ждали его, быть может, уже не в Вигате, а в Боккадассе. С ребенком, который, проснувшись, назовет его папой и позовет играть…

От ужаса у него перехватило горло.

Немедленно бежать вон из этого дома, где его ожидают семейные радости. Садясь в машину, он невольно усмехнулся охватившему его приступу паники. Разум подсказывал ему, что ситуацию, к тому же пока только воображаемую, удастся взять под контроль, но подсознание подталкивало к бегству, заглушая голос разума.

Он доехал до Вигаты, зашел в комиссариат.

– Какие новости?

Вместо ответа Фацио спросил:

– Как там парнишка?

– Прекрасно, – ответил он, слегка раздосадованный. – Ну так что?

– Ничего серьезного. Безработный зашел в магазин и палкой стал колотить по прилавкам…

– Безработный? Да что ты говоришь? У нас все еще есть безработные?

Фацио растерялся:

– Конечно, есть, доктор, а вы не знали?

– Честно говоря, нет. Я думал, все уже нашли работу.

Фацио был сбит с толку:

– Где же, по-вашему, им искать работу?

– А куда подалась вся «Коза ностра», Фацио? У них есть прекрасный источник доходов – раскаяние. Этот безработный, который бьет витрины, прежде всего дурак, а уж потом – безработный. Ты его арестовал?

– Да, доктор.

– Пойди и скажи ему от моего имени, чтобы раскаялся.

– Но в чем?

– В чем угодно. Главное чтобы раскаялся. В какой-нибудь ерунде, может, ты что-то придумаешь. Как только он раскается, у него будет работа. Ему станут платить, найдут бесплатное жилье, детей в школу отправят. Иди скажи ему.

Фацио долго молча смотрел на него. Потом заговорил:

– Доктор, в небе ни облачка. А вы не в духе. Что случилось?

– Не твое дело.

По пути домой Монтальбано частенько заглядывал в лавку, торговавшую смесью китайских орешков, бобов, турецкого гороха и тыквенных семечек. Сметливый хозяин давно уже придумал, как обойти закон, по которому в воскресенье все магазины должны быть закрыты: он сам становился с полным лотком перед запертыми дверями своей лавки.

– Жареный арахис, синьор! Еще совсем горячий! – сообщил лавочник.

И комиссар в придачу к арахису купил еще кулечек турецкого гороха и тыквенных семечек.

Пережевывая свои припасы, он сумел растянуть одинокую прогулку вдоль восточного мола дольше обычного, до захода солнца.

– Необыкновенно умный ребенок! – восторженно воскликнула Ливия, едва завидев его в дверях. – Всего три часа назад я объяснила ему, как играть в шашки, и погляди-ка: он у меня уже выиграл одну партию и вот выигрывает вторую!

Комиссар склонился над доской, наблюдая за окончанием партии. Ливия сделала глупейшую ошибку, и Франсуа съел две ее главные шашки. Сознательно или нет, Ливия хотела, чтобы мальчик выиграл: будь на его месте Монтальбано, она бы скорее умерла, чем уступила победу. Как-то раз она опустилась до того, что изобразила обморок, чтобы шашки свалились на пол и перемешались.

– Ты голоден?

– Могу подождать, если хочешь, – ответил комиссар, уловив скрытую просьбу отложить ужин.

– Мы бы с удовольствием прогулялись.

Конечно, они с Франсуа. Даже краешка ее сознания не коснулась мысль позвать его с собой.

Монтальбано убрал со стола и, закончив, пошел на кухню взглянуть, что же приготовила Ливия. Ничего, пусто, как в Арктике, приборы и тарелки хранят девственную чистоту. Занимаясь Франсуа, она даже не вспомнила об ужине. Пришлось на скорую руку приготовить унылый набор: на первое простейшая паста с чесноком и оливковым маслом, на второе – сардины с маслинами, сыром кашкавал и консервированным тунцом. Хуже всего, конечно, будет завтра, когда придет Аделина, чтобы убраться и приготовить еду, и обнаружит в доме Ливию с малышом. Эти женщины терпеть друг друга не могут, однажды Ливия сделала какое-то замечание, а Аделина все бросила, ушла и не показывалась до тех пор, пока не узнала наверняка, что ее соперница убралась восвояси, за сотни километров отсюда.

В это время по телевизору обычно передавали новости, и он включил «Телевигату». На экране появилась физиономия политического обозревателя Пиппо Рагонезе, больше похожая на куриную гузку, чем на человеческое лицо. Монтальбано уже собирался переключить телевизор на другую программу, когда при первых же словах Рагонезе буквально застыл на месте.