Андреа Камиллери - Похититель школьных завтраков

Ливия сидела на веранде совершенно неподвижно и, казалось, смотрела на море. Она не плакала: судя по красным опухшим векам, уже успела выплакать все глаза. Комиссар сел рядом, взял ее руку и сжал. Ему почудилась, что рука ледяная, как у мертвой, даже неприятно. Ему меньше всего хотелось посвящать Ливию во всю эту историю, но она задала прямой вопрос. Было видно, что она хорошо его обдумала:

– Его хотят убрать?

– Не думаю, чтобы убрать. Просто хотят, чтобы он исчез на какое-то время.

– Как они намерены это сделать?

– Не знаю. Может быть, засунут его в приют под чужим именем.

– Почему?

– Потому что он знает людей, которых не должен знать.

Не отрывая глаз от моря, Ливия обдумывала его слова.

– Не понимаю.

– Чего?

– Если эти люди, которых видел Франсуа, тунисцы, наверное, нелегалы, почему вы, полиция, не можете…

– Это не только тунисцы.

Ливия медленно, как бы с усилием, повернулась к Монтальбано.

– Нет?

– Нет. И больше я тебе не скажу ни слова.

– Он мне нужен.

– Кто?

– Франсуа. Он мне нужен.

– Но, Ливия…

– Молчи. Он мне нужен. И никто не может вот так забрать его у меня, тем более ты. Знаешь, я за эти несколько часов столько всего передумала. Сальво, сколько тебе лет?

Захваченный врасплох, Монтальбано сказал неуверенно:

– Кажется, сорок четыре.

– Сорок четыре и десять месяцев. Через два месяца тебе исполнится сорок пять. Мне полных тридцать три. Ты отдаешь себе отчет?

– Нет. В чем?

– Мы вместе шесть лет. Время от времени заговариваем о женитьбе, а потом забываем. По обоюдному, но молчаливому согласию мы оттягиваем решение. Нам хорошо так, как есть, и наша лень, наш эгоизм всегда берут верх, всегда.

– Лень? Эгоизм? Зачем ты так говоришь? Существуют объективные трудности, которые…

– …которые можешь засунуть себе в задницу, – грубо закончила Ливия.

Монтальбано растерялся и замолчал. Только дважды за шесть лет Ливия была вульгарной, и это случалось только в крайне тяжелых, напряженных ситуациях.

– Прости меня, – прошептала она, – иногда я не выношу твоего лицемерия. Твой цинизм хотя бы естествен.

Монтальбано проглотил и это.

– Не сбивай меня. Ты умный, это твоя работа. Скажи: когда ты думаешь жениться? Отвечай без обиняков.

– Если бы все зависело от меня…

Ливия вскочила:

– Хватит! Я иду спать, я уже выпила две таблетки снотворного. Мой самолет улетает из Палермо в полдень. Если мы когда-нибудь поженимся, тебе к тому времени будет пятьдесят, а мне – тридцать восемь. Пожалуй, рожать детей будет слишком поздно. А мы не понимаем, что кто-то – Бог или назови его как хочешь – уже послал нам ребенка, и в самый подходящий момент.

Она повернулась и ушла. Монтальбано остался на веранде. Он смотрел на море, но никак не мог сосредоточить на нем взгляд.

За час до полуночи, убедившись, что Ливия крепко спит, он выключил в доме свет и телефон, собрал всю мелочь, какую удалось найти, и сел в машину. Он доехал до телефонного автомата на стоянке возле бара «У Маринеллы».

– Николо? Это Монтальбано. У меня к тебе пара дел. Завтра около полудня пришли кого-нибудь с оператором к комиссариату. Есть новости.

– Отлично, спасибо. Что еще?

– А еще не найдется ли у вас маленькой, бесшумной, незаметной видеокамеры? Чем незаметнее, тем лучше.

– Хочешь оставить потомкам свидетельство своих постельных подвигов?

– Ты умеешь пользоваться такой камерой?

– Конечно.

– Тогда привези ее.

– Когда?

– Как только закончатся полночные новости. Не звони в дверь, Ливия спит.

– Я говорю с господином префектом Трапани? Извините, что так поздно. Я Антонио Коррадо из «Вечернего курьера». Звоню из Милана. Мы получили информацию о крайне важном деле, касающемся вас лично, но прежде чем ее публиковать, хотели бы получить ваше подтверждение.

– Крайне важном?! Я слушаю.

– Правда ли, что на вас оказывают давление из-за убийства в Мазаре тунисского журналиста? В ваших интересах хорошенько подумать, прежде чем отвечать.

– Тут и думать не о чем! – взвился префект – Не понимаю, о чем вы говорите.

– Вы не помните? Это действительно странно, потому что все произошло не больше двадцати дней назад.

– Того, о чем вы говорите, не происходило никогда! На меня не оказывалось никакого давления! Я не знаю никаких тунисских журналистов!

– Господин префект, между тем у нас есть доказательства…

– У вас не может быть доказательств того, чего не было! Соедините меня с вашим начальником!

Монтальбано положил трубку. Префект Трапани говорил искренне, лжецом был глава его администрации.

– Валенте? Это Монтальбано. Только что я, представившись журналистом, позвонил префекту Трапани. Он ничего не знает. Игру ведет наш друг командор Спадачча.

– Откуда ты звонишь?

– Не волнуйся, из автомата. Я тебе изложу свой план, если что, ты меня поправишь.

На изложение плана ушли все монетки, кроме одной.

– Мими? Это Монтальбано. Спишь?

– Нет. Танцую. Что за дурацкий вопрос?

– Ты на меня злишься?

– Да, любезный комиссар, не без этого. После того, что мне по твоей милости пришлось провернуть!

– По моей милости? Что ты имеешь в виду?

– Мне пришлось забрать парня. Ливия на меня смотрела как на врага, я не мог его от нее оторвать. У меня до сих пор ком в горле стоит.

– Куда ты отвез Франсуа?

– В Калапьяно, к сестре.

– Это надежное место?

– Вполне надежное. У них с мужем просторный дом в пяти километрах от городка, уединенная ферма. У сестры два сына, один ровесник Франсуа, ему там будет очень хорошо. Я два с половиной часа ехал туда и столько же обратно.

– Устал?

– Очень. Завтра утром не приду в комиссариат.

– Ладно, не приходи. Приезжай вместо этого к девяти часам ко мне.

– Зачем еще?

– Отвезешь Ливию в аэропорт в Палермо.

– Обязательно.

– Что, Мими, сразу полегчало?

Ливия спала тревожно, изредка постанывая. Монтальбано закрыл дверь спальни и тихонько включил телевизор. По «Телевигате» шурин Галлуццо сообщил о заявлении Министерства иностранных дел Туниса, в котором говорилось о ложной информации по поводу несчастного случая на вышедшем за пределы нейтральных вод судне, приведшем к гибели тунисского моряка. В заявлении опровергались ложные слухи о том, что моряк якобы был довольно известным тунисским журналистом Беном Дхаабом. В каждом городе Туниса, как утверждало министерство, проживает по крайней мере два десятка людей по имени Бен Дхааб. Монтальбано выключил телевизор. Лед тронулся, пришло время вывести корабль на чистую воду.

С улицы послышался шум подъезжающей машины. Комиссар бросился к двери. Это был Николо.

– Я приехал даже быстрее, чем мог, – сказал он, входя в дом.