Мария Шенбрунн-Амор - Дар шаха

Оставалось предположить, что убийцей был кто-то вне казарм. Таким как раз и являлся сертип Реза-хан, командующий Казвинским гарнизоном. Он хоть и объявился в Тегеране, но в казарму вернулся очень поздно, за полночь.

Еще ночью Воронин мысленно составил список подозреваемых. Они должны были иметь мотив для убийства, возможность убить Турова и хоть как-то говорить по-русски. Список вышел очень коротким. В нем значились всего трое: вероятный наследник бригады Реза-хан, идеологический противник, неофициальный представитель советской власти в Персии Карл Рихтер и неудачливый соперник Петр Шестов, влюбленный в Елену Васильевну.

Даже такому неопытному расследователю, как Воронин, представлялось разумным начать с того, чтобы узнать, где каждый из троих находился в момент убийства. Самым вероятным подозреваемым выглядел, разумеется, персидский казак Реза-хан. Воронин брел по городу, размышляя, где в этот час можно застать сертипа.

Из-под выцветшей полосатой маркизы кафе «Парс» Александра окликнул круглый господин в пенсне и с тросточкой. Господин был облачен в нарядный желтый жилет поверх рубашки с галстуком и в широкие клетчатые штаны для гольфа. Штаны, по введенной принцем Уэльским новой моде, были заправлены в длинные шерстяные оранжевые гольфы. Физиономию франта обрамляли пышные бакенбарды в стиле императора Франца-Иосифа, из которых попкой младенца выглядывал толстый раздвоенный подбородок.

Воронин на ходу кивнул щеголю и попытался скрыться за бредущим по улице верблюжьим караваном. Но толстячок в клоунском облачении не сдавался: он метался в спасительной тени маркизы, как курица по берегу пруда, отчаянно махал клетчатой кепкой и взывал по-французски, от волнения вставляя греческие слова:

– Синадельфе Воронин, прошу вас, на два слова! Правду ли я слышал о жутком вчерашнем происшествии?

– Увы, доктор Стефанополус. – Воронин приподнял федору и прибавил шаг, но грек не уступал:

– Умоляю, синадельфос , коллега, уделите пять минут!

Доктор Йоргус Стефанополус происходил из богатой торговой семьи из Пелопоннеса. Он жил в Тегеране уже много лет, с тех самых пор, как получил степень доктора медицины в Геттингенском университете. Доктор знал в столице каждого, кого было полезно знать, а его знали и все прочие жители города. Почтенного медика Джорджа Стефанополуса, говорившего по-французски и по-немецки и всегда готового оказать дискретную медицинскую помощь, приглашали в свои дворцы персидские аристократы и богатые землевладельцы. Словоохотливого лекаря уважали и торговцы Большого базара. Православный Стефанополус легко находил общий язык даже с всемогущими шиитскими клириками.

Грек увлек Воронина в глубину кафе, расположился между ним и наружной дверью, пристроил трость и кепку на свободном стуле, выудил из кармана клетчатый носовой платок и промокнул им седенький пух на веснушчатой лысине.

– Говорят, вчера ночью головорез Реза-хан застрелил несчастного полковника Турова?

– Реза-хан? Даже полицейский комиссар еще не решил, кто именно. Я, например, тоже под подозрением.

Доктор не то обмахнулся, не то перекрестился своим необъятным платком размером с Туринскую плащаницу.

– Христе му , при чем здесь вы? Разумеется, Реза-хан! Зачем еще этот безбашенный перс бросил свой гарнизон и объявился в Тегеране? Его вызвал генерал-майор Лионель Денстервиль, тоже тот еще сорви-голова. – Стефанополус оглянулся в глубину зала на кучку бородачей, с утра курящих шишу, понизил голос и по-немецки растолковал Александру ход событий: – Если люди, которые никак не должны быть вместе, вдруг оказываются вместе, это значит только одно: заговор.

– Доктор, тогда и нас придется счесть за заговорщиков.

Доктор Стефанополус затряс бабьими щеками:

– Нам, православным, следует держаться друг друга. Мы с вами европейцы, носители христианской культуры! Вы ведь, коллега, тоже в Геттингене учились?

Стефанополусу принесли густой, жирный, дымящийся травяной суп. Он начал есть, обжигаясь и с хлюпаньем засасывая повисшие на ложке лапшинки. Воронин попросил только воды со льдом. Рассеянно ответил:

– Я Московский университет окончил, а перед самой войной защитил докторскую в Гейдельбергском.

– А, Гейдельбергский? – Доктор отставил пустую тарелку, придвинул к себе стакан чая, засунул за щеку кубик сахара. – Тоже вполне достойное заведение. В таком случае вы должны легко понять подоплеку происходящего: британцы в лице Денстервиля задумали устроить переворот и силой навязать парламенту англо-персидское соглашение. Но командир бригады был патриотом России и никогда бы не позволил соперникам-англичанам превратить Персию в британский протекторат. Эпоменос , следовательно, – грек победно блеснул стеклышками пенсне, – Лионель Денстервиль и Реза-хан сговорились, и Реза-хан убил полковника, чтобы завладеть бригадой.

Все это было очень похоже на то, что думал сам Александр, но сходиться хоть в чем-то со Стефанопулосом было неприятно.

– Уважаемый коллега, вы осведомлены гораздо лучше, чем я.

– Гарем, синадельфос Воронин, источник моей осведомленности – гарем. – Выпускник Геттингена врачевал жен султана. – Там всегда все известно. Всю ночь мне пришлось провести у постели Николая Рихтера. – Заметил брезгливую гримасу Воронина, поднял пухлую руку: – Больной есть больной! Лихорадка не щадит даже большевика. К утру приступ прошел, и я помчался во дворец. Вы же знаете, этим манкировать невозможно.

Воронин был знаком с Рихтером только шапочно, но слышал о нем как о беспринципном карьеристе и человеке вздорном. Бывший вице-консул Карл Рихтер, старательный и толковый чиновник Министерства иностранных дел Российской империи, еще в начале карьеры сменивший неподходящее имя Карл на патриотического Николая, ныне ошивался в Тегеране в непонятном статусе. Персия не признавала Советскую Россию, да и Советская Россия не спешила признавать Рихтера своим официальным представителем. Теперь приходилось исключить его из списка подозреваемых.

– Уж если Рихтеру в медицинской помощи не отказывать, тогда жен султана сам Аллах велит лечить, – признал Александр.

– Ах, если бы лечить, мой юный друг! В основном эти женщины пытаются нарожать как можно больше сыновей и избежать старения и ожирения.

– И вам удается им в этом помочь?

– От старения и ожирения я бессилен спасти даже самого себя. Но что касается сыновей, здесь я добиваюсь успеха по меньшей мере в половине случаев, ятрос (доктор) Воронин, – скромно признался грек. – Вы уже видели прекрасную Елену?

– Нет, сегодня я вряд ли дойду до мадемуазель Емельяновой.