Нина Васина - Невеста и Чудовище

Полежав до ощущения сильного холода под спиной, пробую сесть. Получилось. Ощупываю себя. Свитер разорван, лямка от комбинезона вырвана, грудь жжет будто от насыпанных углей. Смотрю вниз, трогаю свое тело и ничего не понимаю – на груди мелкие ожоги – кровавыми точками. Они уже не светятся, а даже, как мне показалось, дымятся. Загребаю снег – пальцам больно – и прикладываю на ожоги. Вот и слезы пожаловали. Давненько я не плакала. Как посоветовал мне психолог, к которому я обратилась на пятом месяце беременности, устав от хронической плаксивости, – важно быстро определить причину слез. Себя мне вдруг стало жалко, или других, или присутствует посторонний фактор обиды и бессилия. Психолог уверял, что одного определения причины будет достаточно, чтобы избавиться от плаксивости. Я посидела, подумала. Никого мне не жалко, а плачу я – от благодарности. Спасибо тебе, бабушка Уля, за твою доброту и усидчивость. А-а-а-а!..

В общем, хорошо поревела, от души.

Даже устала. А когда устала – затихла и прислушалась. Теперь речка шумит слева. А ведь я ее не перебегала, не переплывала – мне такой кошмар и в голову не приходил. Нужно встать и проверить, могу ли ходить. Еле встала – руки почти не повинуются. Рассмотрела пальцы. Из-под моих обгрызенных ногтей течет кровь. Лицо, похоже, тоже разбито. Где тут кровь отмывают? Ясно где. Иду на шум воды. Вернее, плетусь еле-еле. Ступни болят, сквозь рваные колготки видны раны на ступнях.

На берегу, однако, оказалось многолюдно. Рассмотрев еще издалека несколько обнаженных тел мужчин и женщин, я затаилась и стала наблюдать. Пока не поняла, что все они... обмывают раны в воде. Настороженно следя друг за другом и еле-еле двигаясь, две женщины зашли в воду у берега и присели с выражением блаженства на лице.

Я прислушалась к себе и поняла, что так хреново моему телу еще никогда не было. Болело все, а под ребрами слева боль нарастала, пульсируя. Ладно, так тому и быть – раздеваюсь.

Зашла в воду у берега, схватив рукой ветку какого-то кустарника, чтобы не снесло. Ступням и щиколоткам сразу полегчало. Я отпустила ветку и присела, обнаружив, что можно расслабиться, опираясь спиной на тугие струи течения, и блаженно болтаться поплавком, слегка отталкиваясь ногами от дна. Мимо проплыли две доски. Я проводила их взглядом. Очень заманчивой показалась возможность путешествовать вниз по течению с доской. Узнать, куда течет река... Там на берегах может быть раскрашенный яркий мир, веселые дети, спелые яблоки и цветущие «Красные вагины», птицы и животные, лягушки и бабочки – здесь я их ни разу не видела... Потом вспомнила, что внизу по берегам могут стоять охотники с луками и стрелами... или с сетями... и у кого-то из них обязательно окажется топор... Или утопленников вылавливают и расчленяют только в нашем Объедкино?.. В деревушке оборотней?..

– Текила!.. – тонкий голосок с берега.

Очнувшись, отыскиваю глазами Верочку. Она стоит с моими валенками, прижимая их к себе одной рукой, а другой машет, чтобы я не уплыла.

Сейчас... Уже ничего не болит, кроме головы, и очень писать хочется. Придется это сделать. Не идти же, в самом деле, еще раз сюда с ведром... Писаю, опустив голову под воду. Вижу, как из меня вытекает светлая жидкость – почти золотая в темной воде. Дождавшись, когда от холода онемеют губы и мышцы лица, я подняла голову и выползла на берег, помогая себе руками.

На моем теле от ключиц до соков появились пять черных точек – родинками. Верочка посчитала их, помогла мне натянуть на мокрое тело рваный свитер и потом – комбинезон с одной оставшейся лямкой. Колготы пришлось выбросить – надеваю валенки на босые ноги и захлебываюсь на вздохе от ударной горячей волны по всему телу.

Верочка смотрит снизу и улыбается:

– Какая ты!..

– Какая? – я тоже ей улыбаюсь.

– Живая и... щеки – красные!

– Федор похуже выглядит, да? Они с Кирзачом уже отмылись?

Верочка мрачнеет и кивает:

– Много хуже. И злющий! Сразу рванем от двери в угол, а?..

Сидим вчетвером за столом с двумя керосинками. Бауля рядом с Федором. Я – напротив. Кирзач стоит у стола, держит в руках перед собой шапку. Верочка сидит рядом со мной. Она настороженно следит за Федором, чуть развернулась и приготовилась в любой момент броситься в угол.

У Федора расцарапана щека от виска до рта – четыре глубокие полосы. У Кирзача глаз заплыл синюшным волдырем, вот куда я угодила коленкой – в его морду! О себе могу сказать только по ощущениям: лоб наверняка рассечен, мочка уха надорвана – чувствую, как саднит в этих местах. К этому нужно добавить синяки после аварии – та еще мордашка.

Когда Федор поднимает на меня тяжелый взгляд, я цепенею, потому что у него глаза Байрона. Когда я смотрю на Кирзача, его здоровый глаз наливается ненавистью, от стиснутых зубов по бритым щекам прыгают желваки. В глазах Баули – настороженность и грусть. Мне говорить запрещено, пока не спросят, я смотрю на Баулю выжидательно. Она не торопится мне помогать. Сидим, молчим, переглядываемся. Ладно, пора принимать меры. Драться, похоже, здесь не запрещено. Сползаю по стулу вниз и лягаю, сколько хватило размаха, Федора по ноге. Валенком – не больно, но получилось все равно хорошо: он дернулся, сжал кулаки и выдохнул:

– Чего тебе надо? – на секунду в его глазах мелькнуло совсем детское недоумение.

Вопрос задан. Можно говорить. Сколько ему сейчас лет, интересно? Изобразив улыбку, спрашиваю:

– Сколько тебе лет, сыночек?

У Кирзача от удивления отвисла челюсть. Федор побледнел и угрожающе приподнялся:

– Ты, дрянь, не смей называть меня сыночком! Посмотри на себя, наркоманка малолетняя!

– Какая еще наркоманка? – удивилась я искренне.

– Какая? Адреналиновая! – Федор сел с длинным выдохом. – Любишь подзарядиться в опасном местечке, да? В форточки лазишь, быков на деньги кидаешь!

– А ты от чего тащишься? От свежей крови? – повысила и я голос.

Кирзач кашлянул и заметил:

– Где ж ее тут взять – свежую. Мы не гордые, можем и убоинкой подзаправиться.

Я показываю Федору на Кирзача:

– Почему он с тобой?

– Потому что маменька родная, наркоманка малолетняя, бросила меня семимесячного, – кривляясь, ответил Федор.

– Как – бросила?.. – опешила я.

– Обычно бросила. Померла. Не доносила. Ты хочешь знать, почему Кирзач со мной? Потому что забрал меня из приюта в десять лет и объяснил правила игры.

Я лихорадочно перебираю информацию: не доносила – семимесячный, померла, приют до десяти лет... Похоже, я умерла в автомобильной аварии. Но ребенок родился и почему-то оказался потом в приюте. Оттуда его забрал Кирзач. При чем здесь Кирзач? Он был со мной в машине, ну и что?..

– Какой игры? – спрашиваю я, стараясь унять дрожь.