Нина Васина - Невеста и Чудовище

– Их нет дома, – сказала я из-за двери. – И не будет еще долго.

– Лилька, закрой дверь! – приказала невидимая Мамавера.

И не подумаю.

– Выросла? – спросил невидимый мужчина. – Красивая? Как ты или красивей?

– Сам донесешь до машины? – уклонилась от ответа мама.

И после недолгой возни она затащила освободившийся коврик домой.

– Отлично, – заметила я, снова начав раздеваться. – Кто он? Чистильщик?

– За кого ты меня принимаешь? – прищурилась Примавэра.

Я залезла в ванну и блаженно ждала в горячей воде, пока пена вокруг поднимается огромным комом. Пришла мама, села на краешек ванны и демонстративно затянулась сигаретой.

– Мы уже дома курим? – упрекнула я.

– Больше – никакого вранья. Согласна? Я не буду читать тебе лекции о плохих привычках.

– Это удобно – не читать таких лекций человеку, который не курит, – вздохнула я.

– А может, ты колешься, нюхаешь и уж точно – не пользуешься презервативами, – выдала Примавэра и вдруг спросила: – Отличишь гашиш от «золотой пыли»? – заметив выражение моего лица, она удовлетворенно кивнула: – Вот видишь! А я отличу.

Смотрю на ее усталые глаза, на темные круги под ними и спрашиваю:

– Мам, а как тебя зовут?

Примавэра медленно загасила сигарету в раковине и улыбнулась:

– Это важно?

– Тебя зовут Марина, да? Марина Яловега?

Она молча кивает и пристально смотрит на меня:

– Вы что, вскрыли коды Службы безопасности?

– Коды мы так или иначе узнали, но это мало помогло. В архив с актами идентификации мы не попали.

Мама закрывает глаза и сидит, покачивая головой. Потом устало спрашивает:

– И это все ты проделала, чтобы узнать мое настоящее имя? Почему тебе вообще пришло в голову его искать?

– Могила Марины Яловеги рядом с могилой отца, – я решила не распространяться о Верочке, чтобы к маминым ужасам на тему наркотиков и опасного секса не добавился еще один – белая горячка.

– Откуда ты знаешь, где его могила?

– Вот... Узнала. Мам, ты тоже должна знать. Байрон и его отец – Вениамин Бирс поехали к себе на дачу ломать беседку. По моей просьбе. Я думаю, что они сегодня ночью найдут под нею останки женщины и ребенка.

– Потрясающе!.. – прошептала мама. – И кто эти женщина и ребенок?

– Это... Мам, встань с ванны и сядь на табуретку, – я подумала, вдруг она упадет в мою пену, когда услышит. А мне самой прятаться нужно будет.

– Нет уж, я лучше постою, – мама встает.

– Ладно. Это Вера Андреевна Бондарь и ее дочка Верочка. Извини. Так получилось, – я вдыхаю воздух и опускаюсь с головой под воду, потому что в данный момент прятаться больше негде.

Странно, но под водой я вдруг поняла, что темный провальный угол в избе Федора и Ульяны был куда надежнее, и вспомнила кучу тряпья в том углу и только сейчас осознала, как спокойно под этой кучей сидела. Потому что там не было запахов. Никаких. «Лилька!.. Лилька!» – кричит кто-то издалека.

А я – Текила...

– Лилька!.. – мама взяла двумя руками мою голову и вытащила ее из воды. – Кто живет на даче Байрона?

Смотрю в ее лицо надо мной, заглатываю воздух и явно собираюсь зареветь.

– Людоед из Тульской области. По фамилии Овчар, – я сажусь и обмываю лицо якобы от пены.

– Давно? – спрашивает мама.

– Давно. С девяносто второго или третьего. Извини, мам. Что теперь будет?

– Что будет, что будет... Вылезай, я тебе расскажу, что будет.

Она вышла и оставила дверь открытой. Слышу звонок ее мобильного.

– Мам! – дожидаюсь ее лица в проеме двери и прошу: – Не говори пока никому. Это только моя гипотеза.

– Не учи меня жить, – вполне доброжелательно отвечает мама. – Позвонил чистильщик. Лизавета захотела поехать домой – никаких больниц. Обошлось.

– Можешь рассказать, как ты вышла на это захоронение? – спросила мама, когда я в халате добрела до дивана и села рядом с ней.

– Не могу. Правда, не могу. Ты сдашь меня в психушку.

– Не думай так плохо о своей маме. Какой у тебя срок беременности?

– Как сказала Лизавета, все в точности.

– Откуда ты знаешь, какой срок она назвала? – начинает заводиться мама.

– Ей видней, поверь.

– Ладно. Если ей видней, то ты родишь где-то через семь месяцев.

– Где-то через пять, – поправляю я. – Скорей всего у меня будут преждевременные роды.

– Это тоже сказала Лизавета? – повышает мама голос.

– Нет, это моя память будущего говорит, – я прилегла позади Примавэры.

– Я спрашиваю потому, что мне, вероятно, придется уехать на какое-то время, если будут найдены останки Бондарей. Не сразу. Месяца через два-три, когда определится, куда зашло расследование.

– Расследование?.. – сильно удивилась я.

– Конечно. А ты как себе это представляла? Если там действительно закопаны тела, то будет расследование.

Прижимаюсь к маме ногами.

– Я думала, что ты завтра с утра пойдешь на кладбище, зароешь эти останки в могиле Марины Яловеги и сменишь надпись на камне. Она ведь пустая, эта могила? Или?..

– Никаких «или». Но зарывать в моей могиле я ничего не буду, только статьи за незаконное захоронение мне не хватало! Я надеюсь, что отец твоего Байрона разумный человек и сразу вызовет милицию.

– А как же ты? Что будет с твоей легендой?

– Легенда!.. – хмыкает мама. – Это называлось разработкой судьбы – ни больше ни меньше. Я не понимаю, как тебя угораздило залезть во все это?

– Я сама в ужасе, – сознаюсь честно. – Ты работала с отцом, да? Вы вместе шпионили?

– Без комментариев, – мама обхватывает мои ступни ладонями и слегка пожимает.

– Ты сменила имя, чтобы тебя не нашли как жену Марка Яловского?

– Не только. У меня и личных причин хватало.

– А новая судьба – пожизненно?

– Мне это было необходимо на двадцать лет. В некоторых странах определенные статьи обвинения имеют срок давности – двадцать лет. Не беспокойся. В России мне ничего не угрожает. Но есть страна, которая может потребовать выдачи Марины Яловеги. Которая якобы умерла... – мама пощекотала мою правую пятку. – Что ж, ты все это замутила – так, кажется, у вас говорят – тебе и расхлебывать. Если мне придется скрываться, поживешь некоторое время без матери.

Некоторое время? Я посчитала, сколько еще до истечения срока давности, – получилось... семь лет!.. Сажусь и смотрю на Примавэру с ужасом:

– Семь лет? Без тебя?

– А ты как думала? Можно просто так расковырять чью-то судьбу, а потом потихоньку все спрятать в чужую могилку? Ладно, иди сюда, – Мамавера обняла меня и прижала к себе. – Рано паниковать и огорчаться. Ты огорчилась? Говори быстро – огорчилась или обрадовалась? – она отстранилась, вглядываясь в мое лицо.

А мое лицо к этому моменту уже было залито слезами.

– Ка-а-а... Как тебя зовут по отчеству?..