Иван Сербин - Дикие псы

– Еще упирается, сука, крыса вонючая. Упираться он будет, паскудина, тварюга, падло… Стоящий рядом «коллега» процедил через губу, с ленцой:

– Слышь, ты поаккуратней, Вован. Шею ему не сверни. Вован вдруг ловко дернул пленника влево-вниз. Тот даже не успел понять, что происходит, когда врезался лицом в спинку переднего сиденья. Из носа хлынула кровь. Костик испуганно зажал его ладонью, как учили когда-то в детстве. Конякин поморщился:

– Ну осторожнее, осторожнее. Не испачкайте мне там… В следующее мгновение, со словами: «Поупирайся мне, сука», Вован вытащил Костика из машины, рывком поставил на ноги. Ткнул пистолетом в окровавленное лицо.

– Так и стой, понял? – не то спросил, не то приказал он. – Дернешься – замочу, понял? Попробуй хоть пальцем пошевелить. Я тебе сам, лично, правое колено прострелю, понял? – Расстегнул на Костике плащ и принялся извлекать пачки денег, швыряя их на заднее сиденье иномарки, приговаривая: – Во нахапал, «крыса». Во нахапал-то… Последнюю пачку, лежащую во внутреннем кармане пиджака, Вован, правда, пропустил. Но это соображение Костика утешить уже не могло. Закончив «изъятие вещдоков», Вован наклонился к окошку машины.

– Кажется, все, Георгий Андреевич, – с ноткой угодливости сообщил он. Конякин обернулся, разгреб внушительную стопу, прищелкнул языком, заметил не то с деланным восхищением, не то с плохо скрываемой злостью:

– Солидно. Брать, так уж сразу до х… Правильно? – Он повернулся к бледному Костику. – Чего мелочиться. Тем более что хозяин – лох слепой. Ни хрена не видит и не понимает. На семьдесят штук баксов его уже «обул» и хоть бы хны. Он и ухом не повел. Чего бы не «обуть» еще на двадцать? Правильно? – Конякин нарочито медленно открыл дверцу, выбрался из машины, шагнул к Костику, остановился, глядя словно бы мимо, чуть в сторону. – Ты так небось думал, а? Выкладывай, раз уж попался. Так думал?

– Я – дурак, – вдруг, словно удивляясь внезапной, ясной и чистой мысли, сказал Костик. – Не надо было мне брать деньги.

– Чего уж теперь-то, – издевательски сочувственно развел руками Конякин. – Теперь уже поздно. Раньше надо было думать.

– Мне не следовало брать этих денег, – повторил Костя. – Мне следовало убить тебя. Хотя бы ради Аньки. Конякин посмотрел на него с искренним изумлением. Так смотрит слон, заметивший вдруг, что под ногами что-то лает.

– Что-что? – переспросил он. – Что ты сказал?

– Мне следовало убить тебя, – монотонно повторил Костя. Конякин усмехнулся, затем еще раз и вдруг захохотал во весь голос. А следом за ним засмеялись и трое крепышей. Создавалось ощущение, что Костик выдал чрезвычайно забавную шутку.

– Ты – сволочь, – сатанея от этого пренебрежительного смеха, выпалил он. – Гад. Я еще раньше говорил Аньке, что ей не следовало встречаться с тобой. Ты – обыкновенный похотливый кобель. Моя сестра не любит тебя! Конякин внезапно оборвал смех, сказал спокойно:

– А мне нас…ь. Или, может, ты думаешь, что я собирался на ней жениться?

– Ты… Костик кинулся на Конякина с кулаками, но Вован ловко подставил ногу, и тот растянулся в грязи, едва не ткнувшись разбитым носом в туфли Конякина.

– Правда, что ли, думал? М-да. Нет, я, конечно, сразу понял, что ты – м…к. Но что ты настолько м…к, мне даже в голову не пришло. На губах Конякина заиграла издевательская усмешка. Он с самого начала был уверен: этот сопливый студентишка не вернет ему денег. Просто потому, что у него их уже нет. Промотал, потратил на девок, на ширево, может быть. На водку. Да еще и весь курс угощал, наверное, паскуда, за его, Конякина, счет. Славно, должно быть, погуляли. В первый момент он хотел убить этого сосунка, но теперь передумал. У него появилась идея получше.

– Сестра твоя – самая обычная шлюха. Правда, она мне слишком дорого обходится. Слишком. За те деньги, что я потратил на вас обоих, можно было целый полк проституток с Тверской навербовать на год вперед. Да и трахается она не то чтобы очень. Так себе… Но висла, сучка, на шее – не оторвать. Пожалел я ее. Да и тебя, щенка сопливого, жалел. Надо было сестру твою раньше выкинуть в канаву, пустить по миру. И тебя, гумозник зачуханный, заодно. Хлопот бы не знал. Нет, нужны мне были проблемы… – Конякин тяжело вздохнул. – Мало того, что ты и сестра твоя жили, пили, жрали на мои деньги, так в благодарность еще и в карман ко мне залезли. Это сестра тебя подучила? Скажи честно? Анька твоя, сучка, да?

– Сам, – ответил Костик, поднимаясь. Он был покрыт грязью с ног до головы. От «клерковского» вида не осталось и следа. – Сам догадался.

– Да твоих куриных мозгов на такое не хватило бы, – брезгливо поморщился Конякин. – Анька, сучка, придумала. Ладно, я решу, как с ней рассчитаться. – Он схватил Костика за подбородок, запрокинул тому голову, чтобы заглянуть в глаза. – А ты небось думал, вам это дело просто так с рук сойдет?

– Только тронь ее, – прошипел Костик.

– А если трону? – снисходительно поинтересовался Конякин. – Что ты мне сделаешь? В милицию на меня пожалуешься? – И засмеялся. И остальные тоже засмеялись. Фраза показалась им забавной.

– Увидишь что, – твердо, без тени страха ответил Костик. – Увидишь.

– Угрожаешь, значит? – Конякин, не отпуская Костика, ударил его ногой в пах и, когда тот рухнул на колени, брезгливо отер перепачканные грязью пальцы о Костины волосы, бросил безразлично: – Проучите-ка этого го…ка. Только смотрите, не убейте. Пусть поживет пока. Последнее, что запомнил Костик, – наплывающие улыбки крепышей. Первым же ударом его опрокинули на спину, от второго он потерял сознание.

Новые хозяева иномарки объявились ближе к вечеру. Подъехали на темно-синей «семерке». К моменту их появления эксперты закончили осмотр «БМВ» и категорично заявили, что машина действительно та самая. Благо что нашли быстро. Всегда бы так. Заключение можно будет получить завтра с утра. Криминалист обследовал салон иномарки, снял отпечатки пальцев, пообещал свериться с картотекой, а дактилоскопическую карту представить уже вечером. С чем оба и уехали. Понятых тоже пришлось отпустить. Кто знает, во сколько хозяева объявятся? Может быть, до утра ждать придется. «Автоумельцев» увез вызванный наряд. Остались Жигулов, Владимирыч да опергруппа. Свет в боксе погасили, ворота прикрыли, оставив лишь узкую щель. Сидели в полумраке, переговариваясь вполголоса. Темнело быстро. Только что тусклый дневной свет вползал сквозь щель, причудливо выхватывая из мрака фигуры людей, и вдруг он стал мутным, серым, а там и вовсе пропал. Владимирыч, хронически не любивший темноту, повздыхал, посопел и выдал хриплым шепотом:

– Темно, б…, как у негра в… этом самом… У дверей завозился кто-то из оперативников, засмеялся тихо: