Анастасия Валеева - Летом в Париже теплее

Тот подошел. Три семерки что-то шепнул ему на ухо и подтолкнул в спину рукой.

– Давай скоренько.

Вскоре автоматчик вернулся, неся в руках пузатую бутылку с прозрачной желтоватой жидкостью и пару хрустальных стаканов. Сгребя с маленького журнального столика мусор локтем, он поставил бутылку и стаканы на него и подкатил к лейтенанту.

– Вот, – Руденко посмотрел на золотистую этикетку, – «Чивас Регал» – с трудом прочитал он название, – двенадцатилетней выдержки. Это тебе поможет.

Не слушая возражений Яны Борисовны, он наполовину наполнил стаканы и один подал Милославской.

– Не портвейн, конечно, но… – он сделал несколько глотков и поставил стакан на стол. – Давай, давай, настоящий шотландский виски.

– Виски – настоящее, – поправила его Яна, – но, возможно, что ты прав, – она сделала большой глоток и почувствовала, как жидкость теплой волной мягко прокатилась по горлу, быстро согревая тело.

– Я вот помню, был портвейн «Семьсот семьдесят седьмой», – с ностальгической ноткой в голосе произнес Руденко, – вот это был напиток! Не то что это скотское виски.

– Не бухти, – бросила Яна и снова поднесла стакан ко рту, – скажи лучше, как погиб Горбушкин.

– Я же тебе говорил, – Руденко откинулся на спинку дивана, – сгорел в собственном гараже. Там у него канистра с бензином была, так она жахнула дай Бог.

– А почему загорелось?

– Закурил, вот бензиновые пары и воспламенились, – пояснил Руденко.

– Машина тоже сгорела?

– Нет, машины там не было.

– А где она была? – Яна маленькими глотками потягивала янтарную жидкость.

– Машину так и не обнаружили, – покачал головой лейтенант.

– Что же Горбушкин делал в гараже?

– Что он там делал, мы теперь никогда не узнаем, – Руденко тоже потягивал из своего стакана. Его опознали только по перстню и именным часам – обгорел сильно.

– Кто опознал?

– Соседи.

– А разве это не должны делать родственники?

– Должны-то должны, – развел руками Три семерки, – только из родственников у него одна дочь, да и та куда-то исчезла. Где мы только ее ни искали…

– Значит, в принципе, обгоревший труп, обнаруженный в гараже, может быть чей угодно?

– Слушай, мать, – Руденко допил виски и закурил, – что-то сегодня мне твои вопросы не очень нравятся, я бы даже сказал, они мне очень сегодня не нравятся. Что это на тебя нашло? Ты на что это намекаешь? А может, ты что-нибудь знаешь, тогда поделись.

– Я ни на что не намекаю, Сема, – Яна поднялась и направилась к выходу, – и делиться мне с тобой нечем. А если вы убийство списали на несчастный случай, так я об этом никому рассказывать не собираюсь, не волнуйся.

– Нет, ты скажи, – лейтенант бросился за ней, но Джемма предупреждающе рыкнула, и он остановился, – ты мне все-таки скажи, – крикнул он вдогонку, – про какое это убийство ты говоришь?

У выхода из гостиной Яна остановилась и обернулась.

– Ты же не дурак, Сема, ну подумай. Если в гараже оказался не Горбушкин, которого, как я понимаю, не опознали, то это кто-то другой. Это тебе труп номер один. А если это не Горбушкин, тогда где он? Возможно, это будет труп номер два. Достаточно?

– Да, да, да, – лейтенант поднял руки вверх, – хватит с меня на сегодня, а то ты еще какой-нибудь труп придумаешь. Что собираешься делать?

– Сегодня – отдыхать, а завтра – посмотрим. Вообще-то у меня клиент пропал, хотя она мне за все уже заплатила…

– По-ни-ма-ю, – протянул Руденко, – если узнаешь чего-нибудь новенькое, ну, из космических там сфер – позвони, ладно?

– Ладно, – снисходительно улыбнулась Милославская, – ты тоже звони.

– Непременно, непременно, – кивнул Три семерки и отправился допивать виски.

Шило сдернул с глаз Верники черную повязку. Она захлопала ресницами, с досадой чувствуя, что водостойкая тушь на них начала потихоньку скатываться в шарики. Один такой шарик попал ей в глаз и вызвал страшное жжение. Она торопливо достала из сумочки платок и приложила к уголку глаза. В общем, она была совсем не против ехать, что называется, вслепую. В этом была романтика и тайна. Черная повязка, думала Вероника, должно быть хорошо смотрелась на ее рыжих волосах. Она ощущала себя героиней романов Дюма, и волны животного магнетизма, исходящие от водителя «Фольксвагена», казалось ей, острее воспринимаются с повязкой на глазах и сильнее щекочут ее распираемое от жажды нового любовного приключения нутро.

Снежная белизна на мгновение ослепила ее, больно резанув по привыкшим к темноте глазам. А тут еще эта тушь!

– Хорошая машина, плавно идет, – лукаво улыбнулся Шило, крутя баранку «Фольксвагена».

– Подарок мужа, – скосила на него глаза Вероника.

На мгновение у нее мелькнула мысль, что, возможно, приказ Захарыча отвезти ее означает препроводить на тот свет. Ее даже не убедила реплика Саши «высадишь в центре». Конечно, эта реплика сразу же могла настроить Веронику на оптимистический лад, ибо пристало ли лишать жизни кого бы то ни было в самом сердце города? Тем более что дом, куда привозили Веронику с Ритой, по-видимому, находился на окраине. Чего, казалось бы, проще: пристрелить ее на этой самой окраине и закопать под каким-нибудь деревом, а то и просто, ввиду того, что земля мерзлая, уронить бездыханное тело в сугроб и присыпать снежком.

Но Вероника была так напугана, что поначалу не смела поверить в обрушившееся на нее счастье. Она простилась с деньгами, которые надеялась получить с Риты, и это решительно могло испортить ей настроение. И как только угроза смерти миновала, горечь поражения наводнила ее разочарованную душу. Она, конечно, немного позлорадствовала на счет заточения и возможных пыток, которым бандиты без сомнения должны были подвергнуть Риту. Но это чувство удовлетворения вскоре отступило перед меркантильным интересом, грозившим никогда не быть реализованным.

А тут еще страх, вселяемый в Веронику образом разгневанного мужа. Что-то он скажет, обнаружив, что от всех его дорогих подарков не осталось ничего, кроме скромного по его меркам колечка с маленьким аккуратным рубином? Вероника чувствовала неприятный холод в сердце и тоскливое сосание под ложечкой. Надо что-то придумать, – вздыхала она. Она почти ненавидела мужа, вся вина которого заключалась в том, что он подарил ей эти проклятые драгоценности и тем самым предоставил, сам того не зная и не понимая, возможность помочь ее любовнику, испытывавшему денежные затруднения.

Противоречивые эмоции раздирали Веронику в течение первых десяти минут, потом ее неистребимая и несколько наивная тяга к породистым представителям мужского пола взяла верх над всеми опасениями, и она со свойственным ей легкомысленным кокетством попробовала окрутить сидящего рядом с ней красивого парня. Последний внимал Веронике со снисходительной благожелательностью уверенного в себе самца, которому не чужда хорошая доза здорового цинизма и спокойной иронии.