Виктор Суворов - Аквариум

И если вы живете сейчас не под контролем ГБ, то спасибо Тадеушу Марковичу и таким ребятам, как он. И если коммунистов в нашей стране от власти слегка отодвинули, то в этом есть и моя малая заслуга. К этому делу я тоже руку приложил.

Тут зал одобряюще взревел.

– Тадеуш, ты где? Ты же должен быть в этом зале. Отзовись!

– Вот я, – отзывается.

– Ну так иди ко мне сюда на сцену. Садись на мое место. Без тебя, без Анджея Миетковского, без тысяч таких, как вы, не видать Польше свободы. «Аквариум», изданный в коммунистической Польше на оберточной бумаге, мне дороже любой премии. А ну, паны, пропустим Тадеуша!

Протолкался он к сцене, протиснулся. На сцену его уже на руках поднимали. А зал ему аплодировал так, что дребезжали стекла. Обнялись мы с ним. Телекамеры уже не пулеметными стволами смотрят.

И операторы жестами сигналят: так, Витя, и крой! Матюками в прямой эфир. На тебя вся Польша смотрит и тебя прощает. Не стесняйся!

А разве я стеснялся когда-нибудь? Нахал от природы. Усадил Тадеуша, а сам решил что-то обидное сказать тому, который с наглой ухмылкой вопрос непотребный задавал. Но вижу, и там в задних рядах у меня почитатели обнаружились – в порыве ярости благородной вышибли нахала из зала, чтоб впредь никому не повадно было таких вопросов задавать.

И случилось чудо: в тот день я нашел ответ на первый проклятый вопрос. И мне его перестали задавать.

Понятно, в тот вечер второй проклятый вопрос мне никто не задал. Может, кто и имел намерение, но не осмелился. А ночью я спать не мог, все думал, как же мне отвечать на второй вопрос. Совсем простой: «А кто это за тебя, Витя, книжки пишет?»

В первый раз этот вопрос мне задал много лет назад знакомый японский журналист. Он долго крутил вокруг да около, а потом спрашивает:

– Виться-сан, ты японские газеты, наверное, не очень внимательно читаешь?

Тут я и признал, что газеты японские действительно читаю нерегулярно и не очень внимательно. По простой причине: не знаю ни одного японского иероглифа.

Долго он сокрушенно головой качал, а потом объяснил, что в японских газетах мои книги хвалят, особенно «Аквариум», только говорят, что русский такую книгу написать не мог. Русский просто рассказал свою историю, ему нашли знаменитого японского писателя, который превратил короткий рассказ в шедевр японской литературы.

Над этим я посмеялся. Но вскоре книга вышла на английском языке, и история повторилась: конечно, русский не мог такую книгу написать, но ему нашли знаменитого английского писателя, нашли переводчиков и редакторов, которые превратили рассказ в шедевр британской литературы. И во Франции: русский такую книгу написать не мог, это каждому ясно, но ему нашли… И так про все мои книги: русский такого написать не мог – это группа экспертов, это ему наняли помощников…

Тут я начал злиться: «Кто нашел переводчиков? Кто нашел редакторов? Кому все это нужно?» На Запад бежали люди, имена которых становились известны всему миру. Люди улетали на самых быстрых в мире истребителях, люди уходили с высших постов ООН, уезжали люди, у которых отцы занимали посты в Политбюро.

И прежде всего писателей-невидимок надо приставлять к людям с именами – красиво написанную историю пристегивать к знаменитому имени или событию.

А я уходил без шума, в прессу не полез, от сенсации уклонился и даже скрыл свое настоящее имя, прикрывшись шуточным псевдонимом. Почему же мне «нашли знаменитого писателя», а людям с именами не нашли?

Есть в этом мире писатели-невидимки, но ни у кого ничего хорошего из этого пока не получилось: писатель-невидимка, продающий свое мастерство, из мастера быстро переходит в разряд ремесленника. Не верю тем, кто продает себя, и знаю, что ничего хорошего от совместной работы с ними получиться не может. И потому свои книги я решил писать сам. Потому решил не корчить из себя писателя, а писать так, как умею: ясно и просто – и чем проще, тем лучше. От одной книги к другой техника письма (на мой взгляд) становится лучше. Свою первую книгу «Рассказы освободителя» я бы писал сейчас совсем не так, а может, не писал бы вовсе.

Редакторы с переводчиками мне попадались не лучшие, а обыкновенные, за исключением Польши – там переводил мой хороший друг, боец польского антикоммунистического подполья Анджей Миетковский. Перевел (сужу по реакции читателей) с любовью. А в других странах переводчики и редакторы резали мои книги беспощадно.

В английских, американских и многих других изданиях отсутствует, например, глава про арбузы и дядю Мишу. Для меня дядя Миша – центральная фигура «Аквариума», а они никак не могли понять, зачем в книгу введен этот персонаж, и вырезали его. Спорил с редакторами, спорил с переводчиками – не переспорил. И шутки мои переводу не поддавались, и потому их просто выбрасывали из текста. Но книги и после этого читались на всех языках.

Я обращал внимание критиков: если на любом языке при любом переводе любая из семи моих книг все равно хорошо читается, так, наверное, это не только заслуга переводчиков и редакторов. Не могут же с плохих книг получаться только хорошие переводы? И хотелось кричать: вы мои книги на русском языке читайте…

Но на русском-то как раз издать их было невозможно. Каждая из моих книг была бестселлером на многих языках, но на русском языке на Западе удалось опубликовать только две и, по-моему, не самые сильные: «Рассказы освободителя» и «Аквариум». Их быстро расхватали. По законам рынка следовало публиковать больше, если есть спрос, но не публиковали.

А моя борьба за публикацию «Ледокола» на русском языке продолжалась более десяти лет.

Но на Западе ни один издатель русских книг так и не решился публиковать «Ледокол» отдельной книгой.

И в России «Ледокол» во времена, когда буйствовала «гласность», ходил много лет по редакциям и издательствам; нашлись умники, которые рукопись скопировали, чуть подправили и выдали за свое творение; нашлись издатели, которые подписывали контракты, но так и не решились их выполнить. Одним словом, долгие годы я считал себя знаменитым японским писателем…

А потом повезло! Нашел меня издатель из России. Его зовут Сергей Леонидович Дубов.

Он первым не побоялся издать главную книгу моей жизни «Ледокол» – на русском языке отдельной книгой. Шарахнул огромными тиражами.

Не будем вступать в идеологический спор, хорошая книга «Ледокол» или плохая, но Дубов первым совершил то, чего в российской истории не бывало.

Запрещенная литература публиковалась во все времена на Западе и перебрасывалась в Россию. Первый раз случилось так, что запрещенная литература печатается в России и перебрасывается в русское зарубежье.

И все было бы прекрасно, но… посыпались вопросы и из России: «Витя, а кто это за тебя пишет книги? Например, кто написал «Аквариум»?»