Сергей Ильвовский - Иерихонские трубы

— Дай-ка! Получается — повернулся Колапушин к Белле, просмотрев бумаги — Балясин должен был сегодня вечером лететь в Испанию? Вот и виза, и билет…

— Должен был, только не полетел — горько вздохнула Белла.

— Ему туда по делам надо было?

— Нет. Он после смерти Вари был сам не свой. Дима его еле уговорил поехать, рассеяться, хоть немножко. Он не соглашался — не хотел лететь, пока альбом этот закончен не будет. Дима тут как проклятый сидел день и ночь — пытался собрать, всё, что можно. Музыку пришлось в нескольких местах перезаписывать. Лишь когда Женя убедился, что альбом получается, только тогда он согласился уехать. Дима сам с ним ездил всё оформлять, даже не пойму, как они так быстро всё сделали.

Наблюдая за Беллой, Колапушин заметил, что она избегает смотреть не только на аквариум. Так же старательно она обходила взглядом плакат, так и оставшийся после ночи лежать на полу. Упавший на него журнал закрывал почти всё лицо. Видны были только загадочные азиатские глаза, лукаво глядящие из-под низкой, иссиня-чёрной чёлки, перехваченной каким-то узорчатым плетёным ремешком с висюльками по бокам. Ещё над головой был виден чёрный крест в круге — наверное какой-то мистический восточный символ.

— Это её плакат? — указал взглядом Колапушин.

Белла, не поворачиваясь, молча кивнула. Колапушин снова уловил страх, промелькнувший в её глазах.

— А что это за Иерихонские трубы?

— Так концертная программа должна была называться. И альбом у неё так назывался. Она его не успела закончить. Погибла.

— Что она погибла в автокатастрофе — это мы знаем. А вот как она попала пьяная в машину — вы знаете?

— Как? Просто…

Небольшая, тёплая и весёлая вечеринка по случаю рождения сына у начальника отдела маркетинга подходила к концу. Кое-кто уже удрал домой, сославшись на транспорт, или ревнивых жён и мужей — остались только самые устойчивые. За столом, уставленным бутылками с разноцветными наклейками и разными вкусностями, как водится, шла неспешная беседа «за жизнь», время от времени прерываемая очередным наливанием и, соответственно, выпиванием.

Несколько пар, на небольшом свободном пятачке, не столько танцевали, сколько плавно покачивались в табачном дыму под негромкую, медленную мелодию. Белла, танцующая с Капсулевым, и старательно избегающая взгляда Шаманки, невольно уловила её разговор с Балясиным.

Целуя Балясина, и гладя его волосы, Шаманка мурлыкала ему на ухо, как все выпившие люди более громким чем требуется, голосом:

— Жень, ну дай мне твой «мерсик». Я к подруге и тут же обратно.

— Ты сумасшедшая ведьма. Машину, ведь, разобьёшь.

— Её тебе жалко. А меня не жалко? Ну, не будь жмотом, дай ключи. А то у меня глаз чёрный — сглазить могу. Сам её разобьёшь.

— Ты же, лыка не вяжешь, дурочка. Впишешься в столб — насмерть убьёшься.

— Не разобьюсь. Ты ведь за меня молиться будешь? Тебе нельзя, чтобы я умирала — тебе плохо будет, если я умру — очень плохо!

— Значит, она разбилась на его машине? — Колапушин удивлённо поднял брови — этого он не знал.

— Да. Она и трезвая лихачить любила. Всё время его просила дать ей ночью покататься на «Мерседесе». А тогда… Нам сказали, что скорость у неё была километров сто шестьдесят. Наверное, с управлением не справилась, вылетела на встречную полосу. И ещё троих бедняг на тот свет с собой захватила.

— Я смотрю — не очень то вы её любили, Бэлла.

— О мёртвых плохо не принято.

— Арсений Петрович — подскочил Немигайло, держа в руках какую-то маленькую прозрачную пластиковую трубочку, со светло-розовым порошком внутри — смотрите, в нижнем ящике нашёл!

— Кокаин?

— Он, родимый, кто, как не он?

— Нет! Нет! — закричала хриплым голосом Белла, прижимая руки к груди — Женя не был наркоманом! Это только в последнее время. С ним что-то страшное случилось!

— А что с ним случилось?

— Я… не знаю…

— Вы не помните, что за бумагу искал здесь Балясин за два дня до смерти?

— Когда Анфиса приходила?.. Не помню… Он не сказал.

— Не понимаю. — Колапушин отчётливо видел, что Бэлла постоянно что-то не договаривает. — Чего вы все так боитесь?

Слёзы, давно стоявшие в глазах Беллы, покатились по щекам. Не пытаясь их вытирать, она горько всхлипнула.

— Ничего. Всего-навсего умер хороший человек, и нам всем очень плохо. Можно, я уйду?

— Идите Бэлочка — сочувственно сказал Колапушин — вы, наверное, очень устали.

— До свидания — всхлипнула Белла, и, стараясь держаться прямо, всё так же, не вытирая слёз, медленно вышла из кабинета.

Плотно прикрыв за Беллой дверь кабинета, Колапушин повернулся к Немигайло. Тот, похоже, собрался разразиться длинной тирадой, но Колапушин предостерегающе поднял руку.

— Погоди, Егор. Ты, лучше, попробуй в двух словах объяснить: как ты понимаешь — что здесь творится?

— Чертовщина какая-то, Арсений Петрович! — выпалил Немигайло.

— Вот, вот. Чертовщина, не чертовщина, но что-то странное во всей этой истории явно присутствует. Подпихнул нам Савелий работёнки, чтоб его… Сообразить даже не могу: с чего тут начинать. У тебя хоть какие-нибудь мысли есть?

— От музыки это всё, Арсений Петрович! Крутят её с утра до вечера — вот крыша и поехала. А хозяин окончательно свихнулся. Чего улыбаетесь? Надо мной молодёжь живёт — так они иногда так заведут — потолок трясётся! Сестра тоже жалуется: племяш день и ночь слушает — им с Пашкой хоть из дома беги!

— Ну, что от громкой музыки можно на стенку полезть, тут я с тобой полностью согласен, особенно, если музыка плохая. Только ты не учёл одного — здесь такая музыка самая что ни на есть обыкновенная. И громкостью их тоже не удивишь — работа такая. Конечно нервы они себе этим испортят, но не сразу. Потом с чего ты взял, что хозяин свихнулся?

— А, вот — сами посмотрите — Немигайло потащил Колапушина в дальний угол кабинета, где стояли журнальный стол с двумя креслами. На столе и на стенной полке, висевшей рядом, стопками и поодиночке стояли и лежали десятки разнокалиберных книг. Многие блестели новеньким целлофаном современных обложек, но были и старые, а две или три на вид могли рассыпаться просто от одного взгляда.

— Ну?! Будет нормальный человек это читать?! — Немигайло потрясал в воздухе каким-то толстым, старинным на вид фолиантом — Библий одних — четыре штуки! Белая магия, чёрная магия… Доктрина какая-то тайная! От одних картинок свихнёшься. Это что — нужно чтобы компакт-дисками торговать?

— Да не кипятись ты так. Балясин, ведь, не только дисками торговал. Он и музыкант известный. Кто знает, что ему для вдохновения нужно было? Он такой не единственный вовсе. Да и интересно. Я вот эту книгу сам с удовольствием почитал бы.