Сергей Ильвовский - Иерихонские трубы

— «Когда я умру, не голубкой…» Что это? «…Запоют Иерихонские трубы… И мёртвые рыбы всплывут… И бросятся за борт матросы, не зная причины…».

Оторвав взгляд от листка, Луконин, на несколько секунд, уставился куда-то в книги на полках и, снова, вернулся к проклятью.

— Хм, интересно… «И Голосом Бога напомнят тебе обо мне…».

Луконин странно улыбнулся, видимо проникнув в тайный смысл этого странного заклинания. Колапушин затаил дыхание — Луконин что-то понял… понял!

— Ну да, и «Голос Бога» на месте. Я, действительно, когда-то рассказывал это Жене. А что это?

— Нечто вроде проклятья, или заклятья. Мне кажется, вы что-то поняли? Расскажите, пожалуйста, Алексей Львович — это может оказаться очень важным.

— Ну, о поэтических достоинствах я судить не берусь…

— Да, Бог с ними, с достоинствами. Мне смысл важен. Почему Балясин, перед смертью, вспомнил о голосе Бога? Что он мог услышать?

— Вы немного неправильно говорите: не голос Бога, а «Голос Бога». Конечно, на слух это… Понимаете, эти слова должны быть в кавычках. Это название одного… Знаете, конечно, поздно сейчас, но вдруг… я попробую позвонить.

К счастью, кто-то там куда звонил Луконин, ещё не ушёл. Быстро договорившись, что они зайдут ненадолго и что их пропустят, Луконин убежал за арку в другую половину комнаты, где у него стояли шкаф и тахта, чтобы переодеться. Колапушин, усталость которого, испарилась неведомо куда, с удовольствием слушал его весёлый, возбуждённый голос:

— Мы быстро — здесь недалеко. Жаль, что это не совсем то, но вы поймёте. Конечно, если бы мы с вами были в церкви военной академии в Вест-Пойнте, или в хотя бы в Риге, в Домском соборе… Но всё равно — вы уловите. Так, я уже готов. Давайте, только побыстрее — очень поздно уже. А по дороге я вам кое-что расскажу.

Выйдя из лифта на покрытую кафелем площадку и спустившись на ступеньку Колапушин вслед за Лукониным прошёл через высоченную дверь, и сразу очутился на огромной сцене. Справа, над дубовыми панелями, плохо различимые в полутьме, угадывались большие, блестящие металлические трубы, концы которых терялись где-то вверху. Небольшая лампочка, горевшая над пультом органа, не могла осветить их до самого конца.

— Добрый вечер Илья Вениаминович, — поздоровался Луконин с невысоким, худеньким старичком, что-то переключавшем на пульте. — огромное вам спасибо, что задержались ради нас. Мы совсем ненадолго.

— Ну, что вы, Алексей Львович? Всегда рад вам помочь. Пожалуйста, занимайтесь вашими делами сколько угодно.

Пока Луконин переговаривался со старичком, Колапушин подошёл к самому краю сцены. Конечно он не раз бывал в этом торжественном белом зале, но никогда не видел его отсюда, со сцены. Очень непривычно, при слабом свете дежурного освещения, смотрелись и длинные ряды кресел, с широким проходом посередине, и огромный балкон, и высокие двери с левой стороны зала в два света, и портреты великих композиторов в овальных рамах, сразу под высокими окнами, находящимися почти под потолком.

— Илья Вениаминович, вы не обижайтесь, но лучше бы вам выйти — услышал Колапушин за спиной — а то я собираюсь в субконтроктаве, при тридцатидвухфутовом удвоении и, возможно…

— Что вы, что вы?! Спасибо, что предупредили. Я буду у себя — работайте пожалуйста.

— Арсений Петрович, как, нервы у вас крепкие? — спросил Луконин, усаживаясь за пульт.

— Профессия обязывает.

— На здоровье не жалуетесь? Смотрите — здесь на сцене мощность очень большая.

Немного поколебавшись, Колапушин всё-таки утвердительно кивнул.

— Я всё-таки и спортом занимаюсь.

— Ну, тогда слушайте «Голос Бога».

Колапушин увидел, что Луконин поставил руки на клавиши одной из трёх клавиатур пульта, но оказалось, что у пульта внизу имеются, истёртые ногами многих поколений музыкантов, длинные деревянные педали. Ими тож воспользовался Луконин.

Мощные аккорды, с тяжким гулом, заполнили пространство огромного зала. Колапушин, почувствовал, что как и днём огромная тяжёлая рука безжалостно сминает и выкручивает наизнанку его всего. Снова подступила чернота к глазам, тело затрясла противная дрожь. Ему показалось, что высокие стены дрожат в такт с телом; закружился качаясь потолок, а портреты композиторов поплыли вокруг него в странном нескончаемом хороводе. Покачнувшись, он нелепо попытался ухватиться рукой за воздух и не найдя в нём опоры бессильно осел на пол сцены.

Лидия Викторовна постучала в дверь тихонечко, словно мышка пошуршала, где-нибудь на антресолях или в кладовке, но Колапушин, почти не спавший всю ночь, услышал этот стук сразу.

— Да-да, Лидия Викторовна. — сказал он хриплым голосом, оторвав голову от сбитой, мокрой от пота, подушки и, прокашлявшись, добавил громче: — Входите пожалуйста.

— Арсений Петрович — с порога заговорила Лидия Викторовна. — Я ему объясняю, объясняю, что вы плохо себя чувствуете, только разве от него отвяжешься?

— От кого?

— Да от Егора, от вашего. Я же ему русским языком сказала, что вы больны, что специально звонок у своего телефона выключили, чтобы вас не трогали, а он всё равно названивает — третий раз уже. Ну как же так можно? Давайте, я скажу ему что вы спите.

— Нет, нет, не надо.

Колапушин проморгал опухшие глаза и потянулся к телефонной трубке. Лидия Викторовна, стоя в дверях, всем своим видом выразила явное неодобрение, но вмешиваться, не стала.

— Что там у тебя за пожар, Егор?

— Арсений Петрович, вы что — серьёзно, заболели?

— Да, вечером давление опять подскочило. — досадливо ответил Колапушин — Ничего страшного — скоро буду. Ну, что у тебя за срочность?

— Арсений Петрович! — захлёбываясь заговорил Немигайло — Это чума!.. Это такой кайф!.. Я подсел…

Дома у Немигайло, его жена Оксана удивлённо смотрела на Егора, судорожно прижимающего к груди несколько коробочек с компакт-дисками и возбуждённо орущего в трубку. Пожав плечами, она покрутила пальцем у виска и потащила упирающуюся любопытную Светку на кухню, где остывал завтрак.

— Куда ты подсел?

— На «техно» подсел и на «рейв» тоже! Поймал фишку, Арсений Петрович! Поймал!..

— Кого поймал? — изумлённо спросил Колапушин.

— Фишку! Фишку поймал и теперь рублю!

— Ты там только ничего не сломай, Егор! — на всякий случай предостерёг, так ничего и не понявший, Колапушин. — Слушай меня внимательно. Мы с тобой пока разделимся. Мне надо ещё в два… или нет — в три места. А ты сейчас поезжай на квартиру, где Шаманка жила. Поговори там. Нужно найти кассеты, или компакт-диски которые она записывала, самые последние… Нет, изъятие оформлять не обязательно — просто попроси на время. Потом собери мне в офисе Балясина всех наших фигурантов… погоди, сейчас прикину… к двум часам — раньше я не успею. И захвати Ваню Снегирёва и Филимонова.