Роберт Уилсон - Севильский слепец

— Ну, может, и нет. Захочется сохранить его в первозданном виде, — сказал Хорхе.

— Мне кажется, оно скорее всего принадлежало женщине, которая умерла, — заметил Фалькон. — Это фамильная ценность.

— Но вы так и не ответили на свой же вопрос, — напомнил Фелипе. — Зачем мужчине носить женское кольцо? В этом должен быть какой-то смысл.

— У Рамиреса женское кольцо, — встрепенулся Хорхе. — Вот и спросите у него.

— Откуда ты знаешь? — удивился Фелипе.

— Неужели вам никогда не было любопытно, почему он носит золотое кольцо с тремя бриллиантиками? Это Рамирес-то! Так вот, я спросил его как-то ночью в баре, — объяснил Хорхе. — Это бабушкино наследство. У него нет ни одной сестры. Он его увеличил. Они с бабушкой души друг в друге не чаяли.

— И что это говорит нам о Серхио?

— Что у него нет ни одной сестры, — выпалил Хорхе, и эксперты загоготали.

— Имеется кто-нибудь, кто может просветить нас насчет серебра? — спросил Фалькон.

— Прежде мы обращались к одному старику-ювелиру в городе. Сейчас он на пенсии, но по-прежнему держит мастерскую на Пласа-дель-Пан. Хотя сомнительно, чтобы вы застали его там в субботу.

Мастерская была закрыта, и никто в соседних лавочках не знал ни домашнего адреса, ни номера телефона ювелира. Фалькон попробовал обратиться к другим ювелирам, но все они оказались либо заняты, либо некомпетентны. Он вернулся на улицу Сарагосы и постучал в дверь галереи на тот случай, если Рамирес продвинулся в обольщении Греты. Дверь была заперта. Ближайшие магазинчики закрывались на обед.

Фалькон достал пакет, в котором лежало кольцо, и в сознании вдруг промелькнуло что-то быстро движущееся, сверкающее в воде, как крючок в глазах рыбы. Промелькнуло и скрылось во мраке. На память пришли слова отца: «Имеют ценность именно те идеи, которые на мгновение выныривают из глубин». Фалькон сунул пакет обратно в карман. Женщина, запиравшая соседний магазин, сказала ему, что Грета, вероятно, пошла перекусить в «Каир».

Рамирес и Грета действительно сидели в баре и ели кальмаров с красным перцем, фаршированным хеком. Они потягивали пиво. Их колени соприкасались. Фалькон показал кольцо Рамиресу. Тот взял его и принялся разглядывать на свету, слушая рассказ Фалькона.

— Он возвращался за ним не потому, что оно ценное, — заметил Рамирес. — Стоимость серебра и сапфира не так уж велика.

— Оно должно много для него значить, — продолжил Фалькон. — Поэтому-то он и позвонил мне сегодня утром. Ему необходимо было выяснить, нашел ли я кольцо.

— Думаете, он беспокоился, что мы как-то догадаемся, чем оно ему дорого?

— С ним явно связана какая-то история. Иначе бы женское кольцо не переделывалось для мужчины.

— Но как и зачем нам раскапывать эту историю?

— Помните тот телефонный разговор, когда он заявил, что хочет рассказать мне какую-то историю и что я не смогу его остановить? — спросил Фалькон. — Так вот, кольцо — часть этой истории, и я думаю, что оно попало нам в руки раньше, чем было задумано. Если мы узнаем тайну кольца, то раскроем и многие секреты убийцы. Оно каким-нибудь образом выведет нас на него.

— Но мы ее не знаем, — сказал Рамирес, озадаченный тем, что Фалькон придает такое большое значение пустяковой улике.

— Узнаем непременно, — заверил его Фалькон, направляясь к выходу. — Из-под земли выкопаем.

Когда он вывалился на улицу, у него перед глазами все еще стояли два лица — Греты, по-видимому заинтересованное, и Рамиреса, который явно считал его ненормальным.

Вернувшись домой, Фалькон сразу взбежал в мастерскую. Он знал, что в других комнатах не осталось никаких личных вещей отца. После его смерти Энкарнасьон за несколько недель все убрала. Он открыл ставни и принялся расхаживать вокруг сгруженных посреди комнаты столов. Он воскрешал в памяти картину, как мать, сняв кольца, купает его. Куда делись все ее украшения? Ну конечно, они перешли к Мануэле. Фалькон позвонил ей по мобильному телефону. И Мануэла ответила, что в глаза их не видела. В момент маминой смерти она была еще слишком мала для драгоценностей, а позднее, когда ей пришло в голову спросить отца, куда они подевались, он признался, что потерял их при переезде из Танжера.

— Потерял?! — воскликнул Фалькон. — Кто же теряет драгоценности умершей жены?

— Ну, ты же знаешь, как мы с ним ладили, — сказала Мануэла. — Отец был уверен, что меня, кроме денег, ничего не интересует, и заставлял чуть не на коленях перед ним ползать, вымаливая какую-нибудь вещь. Ну, в данном случае я ему такого удовольствия не доставила. Да, насколько я помню, у мамы и не было ничего особенного.

— Какие из ее украшений ты помнишь?

— Ей нравились кольца и броши, а не браслеты и не ожерелья. Она говорила, что чувствует себя в них как рабыня в цепях. Да и уши она никогда не прокалывала, так что носила только клипсы. Она не любила дорогих побрякушек и, поскольку была смуглой, предпочитала серебро. Мне кажется, у нее было единственное золотое кольцо — ее обручальное. — Мануэла рассказывала так, словно ждала этого вопроса. — А зачем, братишка, тебе понадобилось выяснять это субботним днем?

— Мне необходимо кое-что вспомнить.

— Что именно?

— Если бы я знал, что ты будешь…

— Шучу, шучу, Хавьер, — сказала она. — Тебе надо успокоиться. Ты принимаешь свою работу слишком близко к сердцу. Так нельзя, hijo . [106] Сынок (исп.) Пако сказал мне, что ты успел забыть о завтрашнем обеде.

— Ты тоже приедешь?

— Да, с Алехандро и его сестрой.

Фалькон попытался зафиксировать в памяти все детали диеты сестры Алехандро и повесил трубку. Он прошел в кладовку, где недавно обнаружил дневники, и опять перерыл все коробки. Единственной новой находкой были пять свернутых в трубку холстов, из которых, когда он их развернул, вылетел маленький листочек с какой-то схемкой и провалился в щель между коробок. Фалькон разложил холсты в мастерской, но не узнал их. Они были написаны не его отцом. Слои акриловой краски создавали эффект лунного света, пробивающегося сквозь облака. Он снова скрутил холсты в трубку.

Уже стемнело. Фалькон в бессилии опустился на пол, осознав, что забыл сходить на похороны Сальгадо и даже поесть. Он сидел, привалившись спиной к стене и свесив руки между коленей. Он превратился в одержимого. Беспорядок из мастерской отца, похоже, проник в его голову. Сумбурные мысли напоминали моток перепутанной лески. Он набрал номер Алисии и нарвался на автоответчик. Оставлять сообщение не хотелось.

Фалькон снял с книжной полки первую попавшуюся книгу и вдруг осознал, что она стояла не впритык к стенке. С удвоенным рвением он принялся шарить по всем полкам и наконец отыскал за книгами по искусству деревянную коробочку, в которой узнал шкатулку с туалетного столика матери. Он даже вспомнил, что запускал в нее свои маленькие пальчики, как в сундук с пиратскими сокровищами.