Митч Каллин - Пчелы мистера Холмса

В идзакае пахло перцем и рыбой, они сели за столик и стали пить чай, слушая бурные разговоры вокруг них.

— Те двое — рыбаки, — сказал господин Умэдзаки. — Они спорят из-за женщины.

Тут из-за отделенной перегородкой задней комнаты появился хозяин — беззубо улыбаясь, заговаривая с каждым посетителем повелительным, потешным тоном, смеясь со знакомыми, он подошел к их столику. Его, казалось, обрадовал вид пожилого англичанина и его утонченного спутника, он весело потрепал господина Умэдзаки по плечу и, как близкому другу, подмигнул Холмсу. Присев за их столик, хозяин посмотрел на Холмса и что-то сказал господину Умэдзаки по-японски — его словам рассмеялись все, кто был в идзакае , кроме Холмса.

— Что он сказал?

— Забавно, — ответил господин Умэдзаки. — Он поблагодарил меня за то, что я привел отца, он говорит, что нас с вами не различить, но думает, что ваша наружность приятнее.

— С последним я соглашусь, — сказал Холмс.

Господин Умэдзаки перевел сказанное хозяину, и тот вновь расхохотался, согласно кивая головой.

Допивая чай, Холмс сказал господину Умэдзаки:

— Мне нужно взглянуть на котел. Вы не спросите нашего нового друга, могу ли я это сделать? Вы не скажете ему, что я бы очень хотел посмотреть, как варят зантоксилум?

Когда просьба была передана, хозяин тут же встал.

— Он охотно проводит вас, — сказал господин Умэдзаки. — Но готовит его жена. Только она может показать вам, как это делается.

— Восхитительно, — сказал, поднимаясь, Холмс. — Вы идете?

— Сейчас, у меня еще остался чай.

— Видите ли, это редкий случай. Надеюсь, вы не будете против, если я вас не дождусь.

— Нет, отнюдь нет, — сказал господин Умэдзаки, но недовольно глянул на Холмса, словно тот бросал его.

Но скоро они уже вдвоем стояли у котла с листьями зантоксилума в руках и смотрели, как жена хозяина мешает бульон. Потом им указали дорогу туда, где зантоксилум рос, — нужно было пройти вдоль берега в дюны.

— Пойдем туда завтра утром? — спросил господин Умэдзаки.

— Еще не так поздно, можно пойти сейчас.

— Это достаточно далеко, Шерлок-сан.

— Пройдем тогда часть пути, пока не начнет темнеть?

— Как скажете.

Они в последний раз с любопытством оглядели идзакаю — котел, суп, людей с их напитками — и, выйдя на улицу, пошли по песку в дюны. К закату они не нашли никаких признаков зантоксилума и решили возвращаться на ужин в гостиницу, — оба были изнурены походом и рано ушли спать, не выпив обычной вечерней рюмки. Но той ночью — на второй их вечер в Симоносеки — Холмс проснулся около полуночи, очнувшись от неглубокого сна. Сначала его поразило то, что он, как и той ночью, перестал слышать ветер. Затем он вспомнил, о чем думал, засыпая: о ветхой идзакае у моря, о листьях зантоксилума, варящихся в котле с супом из карпа. Он лежал под покрывалом и в полутьме смотрел на потолок. Немного погодя он снова захотел спать и закрыл глаза. Но он не уснул: задумался о беззубом хозяине — его звали Вакуи — и о том, как господину Умэдзаки нравились его веселые замечания, среди которых была грубая острота про императора: «Почему генерал Макартур — пуп Японии? Потому что выше члена».

Но ничто не угодило господину Умэдзаки больше, чем шутливые слова Вакуи о том, что Холмс — его отец. Под вечер, когда они шли по берегу, господин Умэдзаки припомнил эти слова и сказал:

— Странно, что я об этом подумал — будь мой отец жив, он был бы совсем ненамного старше вас.

— В самом деле, — сказал тогда Холмс, всматриваясь в дюны, обозревая песок, ища колючий, раскидистый кустарник.

— Вы мой английский отец, что вы на это скажете? — Господин Умэдзаки внезапно взял Холмса под руку и крепко держал, пока они шли вперед. — Вакуи — смешной тип. Я бы хотел зайти к нему завтра.

Лишь тогда Холмс понял, что был выбран — возможно, бессознательно — заместителем Мацуды. К этому времени уже было очевидно, что за зрелым, взвешенным поведением господина Умэдзаки кроются детские психические травмы. Остальное вышло наружу, только когда господин Умэдзаки повторил слова Вакуи на берегу и его пальцы жадно вцепились в Холмса. Как ясно все вдруг стало: когда ты в последний раз получил весточку от отца, подумал Холмс, ты узнал обо мне. Мацуда уходит из твоей жизни, и в виде книги прибываю я — один в некотором смысле подменяет другого.

И пошли письма с азиатскими марками, а потом и приглашение — после нескольких месяцев приятельской переписки, — затем была поездка по японской провинции, проведенные вместе дни, — словно отец с сыном возмещали друг другу долгие годы отчуждения. А если Холмс не сумеет дать точных ответов, то, может быть, — после того, как он преодолел такое огромное расстояние, чтобы приехать к господину Умэдзаки, ночевал в доме его семьи в Кобе, пустился, наконец, в путь на запад и посетил сад в Хиросиме, куда Мацуда возил господина Умэдзаки в детстве, — сама его близость обеспечит некое разрешение. Стало ясно и то, что на самом деле господина Умэдзаки мало занимали и зантоксилум, и маточное молочко, и все, о чем столь подробно говорилось в его умных письмах. Каждый предмет, догадался Холмс, был им основательно изучен, тщательно описан и, скорее всего, немедленно позабыт — уловка простая, но действенная.

Дети без отцов, думал Холмс о господине Умэдзаки и юном Роджере, переходя через дюны. Век одиноких, ищущих душ, заключил он, когда пальцы господина Умэдзаки сжали его руку.

Но в отличие от господина Умэдзаки Роджер знал об участи своего отца и верил в то, что его смерть, являясь трагедией на личном уровне, была по большому счету воистину героической. Господин Умэдзаки ничего подобного сказать не мог и уповал на старого немощного англичанина, с которым брел по прибрежным песчаным холмам, стиснув его костистый локоть и скорее прильнув к нему, чем ему подсобляя:

— Повернем обратно?

— Вы устали?

— Нет, я беспокоюсь о вас.

— Мне кажется, мы уже слишком много прошли, чтобы поворачивать назад.

— Темнеет.

Холмс открыл глаза и посмотрел в потолок, прикидывая, как справиться с этим затруднением; чтобы умиротворить господина Умэдзаки, нужно сообщить ему нечто правдоподобное (вроде рассказа, какие сочинял доктор Ватсон, сплавляя то, что было, с тем, чего не было никогда, в единое, не вызывающее сомнений творение). Да, его встреча с Мацудой могла иметь место — и да, исчезновение этого человека можно как-то объяснить, хотя и не без тщательной подготовки. А где они познакомились? Скажем, в гостевой комнате клуба «Диоген», по просьбе Майкрофта. Но зачем?

— Если бы искусство сыщика исчерпывалось размышлением в этой комнате, Майкрофт, ты был бы величайшим криминалистом в мире. Но ты совершенно не способен работать с практическими вопросами, в которые нельзя не вдаваться, если хочешь решить задачу. Мне сдается, что именно поэтому ты пригласил меня снова.