Валерий Барабашов - Изувер

Такие секс-бомбы заведут, конечно, кого хочешь!

Павел уже несколько дней не приходил, Марина соскучилась по его ласкам, но звонить ему домой не стала: во-первых, хотелось, чтобы сам позвонил, во-вторых, не хотела общаться ни с кем из его домашних — преждевременно.

— Ну что ж, хорошо, — повторил Омельченко, и в голосе его прозвучала решительность. Видно, он хотел сказать что-то такое, что дается не сразу и к чему надо подготовиться. — Марина, мы вас все же хотим попросить… учитывая ваше добровольное желание помогать нам…

— Да не тяните кота за хвост, говорите, — грубовато сказала Безуглова. — Курить можно?

— Конечно, курите! — Брянцев сейчас же поднес ей зажженную газовую зажигалку.

— Мне больше не надо намекать, господа офицеры. — Она выпустила дым в приспущенное стекло дверцы, добавила, как отрезала: — Я сама решила.

— Что ж. Тогда буду краток. — Омельченко кашлянул в кулак. — Нас интересует один человек, Марина. Теоретически он может оказаться среди ваших знакомых. И практически, честно говоря, тоже.

— Вы знаете имя этого моего знакомого? У вас есть его фотография?

— Есть.

— А почему он вас интересует? Что он такого натворил, что им заинтересовалась госбезопасность?

— Он убийца.

— Вот как?!

— Да. Причем очень опасный. Хитрый. Осторожный.

— Он… действительно среди моих знакомых?

— Мы так думаем. И повторяю, что вы вправе отказаться в данном случае помогать нам. Это опасно.

— Если я вам… помогу, вы оставите меня в покое?

— Да, при условии, что вы не станете больше возиться с наркотиками. Рано или поздно вами все равно заинтересуются.

— Понимаю… А что от меня сейчас требуется? И могу я посмотреть на фотографию этого… киллера?

— От вас требуется… и мало, и много. Пообщаться с ним. Задать кое-какие интересующие нас вопросы. Ответы, разумеется, сообщить нам.

— А если он… догадается, что я… ха-ха! — подосланный казачок? Как в этих, в «Неуловимых мстителях»? Тогда что? Он и меня пришьет?

Омельченко нахмурился. Разговор, конечно, принимал очень серьезный поворот.

— Я же сказал, вы можете сейчас, сию минуту отказаться. Задание действительно опасное. Оно связано с риском, несомненно.

— Задание?!

— Назовите это по-другому, как вам нравится. Просьба знакомых офицеров из ФСБ. Сути это не меняет. Вы же сами сказали Мельникову…

— Я помню, что сказала.

Марина глубоко, тревожно задумалась. Она в самом деле почувствовала опасность, еще даже не предполагая, с кем именно ей придется иметь дело. Испытание было для нее впереди. Но в любом случае ей честно и прямо сказали, предупредили: нужно пообщаться с убийцей. Неужели кто-то из тех, кого она знает, с кем разговаривает, быть может, улыбается этому человеку, любезничает с ним — киллер?! Господи, а что ему стоит в таком случае поднять руку и на нее? Ведь если она начнет что-то у него такое выпытывать, на что-то намекать, а он сообразит…

Да, но, наверное, она должна подумать, как и что спрашивать. Хотя этому учат, как ей помнится из читанных когда-то шпионских романов, в специальных заведениях, тренируют. Советуют, как отступить, выжидать, с какой стороны зайти снова, если что-то не получается. Нельзя же в самом деле совать в самое пекло человека, который совершенно в этом деле ни бум-бум!

Конечно, она может схитрить. Эти парни из ФСБ могут попросить ее о чем-то конкретном, что для нее не под силу. А она сделает вид, что работала, что-то пыталась сделать, но у нее ничего не получилось. Это же все объяснимо, естественно! Они поймут.

На рожон-то ей, на нож зачем лезть?

Правда, всегда можно почувствовать ту черту, за которую переходить опасно. И она постарается ее почувствовать, не ребенок. Взрослая деловая женщина, мать пятилетней Ксюшки, в меру образованная, тертая жизнью тетка. Неужели не сообразит?!

Согласится. У нее и выбора-то особенно нету.

Рискнет, а там как Бог на душу положит. Зато сразу отвяжется от ФСБ.

Да, надо выкрутиться. Надо всех этих мужиков, какие втянули ее в историю, обмануть. Сделать вид, что и тем хочет помочь, и про тех ничего дурного не знает. Не может узнать. Разыграть при этом покорность и послушание, постараться быть правдоподобной. Но все же и что-нибудь узнать по мелочам. Про этого киллера. Чтобы ФСБ отвязалась. Скажет потом, что ей это задание оказалось не по зубам. Она же не у них в управлении работает, в чекистки не записывалась.

Но тогда ей дадут другое задание, она может стать постоянным информатором ФСБ… А что делать? Дамоклов меч над ее головой пока что висит, объяснительная у них, наркотики — тоже, идиоты эти, наркоманы, ее заложили… Теперь она на крючке у фээсбэшников, как бы себе и не принадлежит.

Вот сволочь этот Мосол! В какую историю втравил, в какую зависимость вогнал. Как в угол бильярдный шар закатил! В сетке, в капкане! Ни туда не прыгнешь, ни сюда.

Ладно, она согласится помочь ФСБ. Она убедилась уже, что это — люди слова, с ними можно иметь дело. Пообещали — значит, выполнят.

Надо рискнуть. А потом сделать всем ручкой.

И Мосолу, и этим ублюдкам-наркоманам, и ФСБ.

Будет спокойно сидеть в киоске и торговать. Дороже свободы, конечно, ничего нет. У нее — Ксюшка, мать. Про это она, Марина, всегда должна помнить.

А вообще эти парни из ФСБ тоже ведь рискуют. И очень. Открыть ей такую тайну… про убийцу!

Но, видно, они решили, что ей это можно доверить. Да она и в самом деле баба не болтливая, язык у нее от новостей не чешется. Она и про Кашалота кое-чего знает, и про того же Мосола. Те еще мужики. Тут копнуть, так…

Все! Она ничего не знает, она все забыла. Хорошо и давно усвоила: распускать язык — себе яму копать. Лучше поступить так, как она решила: схитрить. Потянуть время. Выждать. Сделать вид, что работает на ФСБ, выполняет их задание.

А жизнь потом сама все расставит на свои места.

— А что я конкретно должна делать? — спросила она Омельченко. — О чем надо спрашивать этого человека? Что вас интересует? И, позвольте спросить: если вы знаете, что этот человек когото действительно убил, то почему вы его не арестуете?

Офицеры заметили ее волнение, напряженность в голосе и лице. И прекрасно, конечно, понимали ее душевное состояние.

Вопрос Марины был вполне резонным, прямым, на него и отвечать надо было так же — прямо.

— Марина, — сказал Омельченко как можно спокойнее. — Мы знаем этого человека, да, но пока что он просто подозреваемый. Нам нужны доказательства его вины. Подтверждения. Улики.

Вещественные доказательства. Сейчас, сегодня, мы вас ни о чем конкретном просить не будем.

Покажем фотографию, а уж вы сами решите… Но вы должны прежде всего подписать вот этот документ о неразглашении сведений оперативного характера. — Андрей взял из рук Брянцева заготовленный бланк. — Сами понимаете…