Джон Гришем - Золотой дождь

Телефон теперь звонит все чаще и чаще. Требуется немало самообладания, чтобы заставить себя пользоваться аппаратом, в котором установлено подслушивающее устройство, и мне каждый день приходится себя преодолевать. Я всякий раз напоминаю себе, что это вторжение в нашу частную жизнь было осуществлено лишь после вынесения судебного постановления. Ордер подписал судья, а раз так, то ничего противозаконного тут нет.

Передняя комната по-прежнему заставлена взятыми в аренду столами, на которых громоздятся документы из дела Блейков, и зрелище это внушает уважение: да, в этой конторе трудятся серьезные люди.

Как бы то ни было, выглядит наша контора оживленнее. После нескольких месяцев совместной деятельности наши среднемесячные накладные расходы не превышают каких-то жалких тысячи семисот долларов. Совокупный же доход в среднем составляет три тысячи двести, так что на жалованье, которое мы с Деком делим на двоих, и из которого предстоит ещё уплатить налоги, остается всего полторы тысячи.

И все же мы сводим концы с концами. Наш самый выгодный клиент — Деррик Доуген, и в случае, если нам посчастливится договориться о выплате ему двадцати пяти тысяч баксов (это верхний предел страховки Доугена), тогда дышать нам сразу станет легче. Не знаю — почему, но мы надеемся, что дело это разрешится до Рождества. Особого смысла в этом нет, ведь дарить подарки мы с Деком никому не собираемся.

Я собираюсь в течение всех праздников заниматься делом Блейков. Февраль уже не за горами.

В сегодняшней почте нет ничего необычного. Вернее — почти ничего. Как ни удивительно, но среди груды конвертов нет ни одного с эмблемой «Трень-Брень». Случай настолько редкий, что я глазам своим не верю. А вот вторая неожиданность настолько меня потрясает, что я с минуту бесцельно слоняюсь по конторе, собираясь с мыслями.

Конверт крупный, квадратной формы, мои фамилия, имя и адрес написаны от руки. Внутри — приглашение посетить предрождественскую распродажу золотых цепочек, браслетов и ожерелий в ювелирном магазинчике нашего торгового центра. Такие приглашения приходят с каждой почтой, и обычно я выбрасываю их сразу, не читая.

Но внизу этого, под расписанием работы магазинчика изящным почерком выведено имя: Келли Райкер. И больше ничего. Ни строчки. Только имя.

Вот уже почти час я брожу по торговому центру. Наблюдаю за детишками, которые катаются на коньках по льду, залитому прямо посреди торговых рядов. Ватаги подростков бороздят сверкающую ледяную гладь. Я покупаю на втором этаже какую-то разогретую китайскую снедь на тарелочке и уплетаю её, опираясь на балюстраду, прямо над ледовым катком.

Ювелирный магазин — лишь один из великого множества лавчонок, разместившихся под крышей гигантского торгового центра. Келли я заприметил почти сразу — стоя за кассовым аппаратом, она пробивала чек клиенту.

Я вхожу в ювелирный магазин следом за какой-то парочкой и медленно приближаюсь к длинному застекленному прилавку, за которым Келли Райкер обслуживает очередного покупателя. Она поднимает голову, узнает меня и улыбается. Я отступаю на несколько шагов, облокачиваюсь на прилавок и начинаю изучать ослепительно сияющие золотые цепи, толстые, как канаты. Народу в магазине, как сельдей в бочке. Шестеро продавцов оживленно щебечут, показывая покупателям драгоценности в красивых футлярах.

— Чем могу вам помочь, сэр? — спрашивает Келли, подходя ко мне и останавливаясь, так что нас разделяет только прилавок. Я смотрю на нее, и сердце мое тает.

Мы оба улыбаемся; не слишком долго, чтобы не привлекать внимания.

— Так, смотрю просто, — говорю я. Похоже, никто нас не замечает. — Как у тебя дела?

— Все в порядке. А у тебя?

— Прекрасно.

— Показать тебе что-нибудь? — воркует Келли. — Вот здесь у нас распродажа.

Она показывает пальцем, и я вижу золотые цепочки — такие носят сутенеры.

— Очень мило, — громко говорю я. И тут же спрашиваю, уже шепотом: — Мы можем поговорить?

— Не здесь, — отвечает она, пригибаясь ко мне. Мои ноздри щекочет тонкий аромат её духов. Келли отпирает ящик, отодвигает панель и достает золотую цепочку длиной дюймов в десять. Раскладывает цепочку передо мной и тихонько говорит: — В дальнем конце центра есть кинотеатр. Купи билет на фильм с Эдди Мерфи. Центр, последний ряд. Я приду через полчаса.

— Эдди Мерфи? — переспрашиваю я, восхищенно ощупывая цепочку.

— Красивая, да?

— Изумительная. Обожаю такие. Но все-таки хотелось бы ещё поосмотреться.

Келли забирает у меня цепочку.

— Возвращайтесь, сэр, мы будем вас ждать, — приглашает она, улыбаясь. Словно всю жизнь за прилавком простояла.

Я ухожу на ватных ногах. Я знаю — Келли придет, она ведь заранее все это продумала: кинотеатр, фильм с Эдди Мерфи, ряд и место. Устроившись рядом с Санта-Клаусом, который уже едва не валится с ног от усталости, я выпиваю чашечку кофе, пытаясь представить, что скажет мне Келли, что она задумала. Чтобы не скучать на фильме в одиночестве, я жду почти до самой последней минуты и лишь тогда покупаю билет.

В зале человек пятьдесят, а то и меньше. Много подростков, хотя фильм относится к категории «R» — то есть подросткам моложе 17 лет доступ на него ограничен. Они сидят в первых рядах, гогоча и хихикая в ответ на каждое скабрезное словечко. Последний ряд пустует.

Келли входит несколько минут спустя и усаживается по соседству со мной. Закидывает ногу на ногу, и юбка задирается, на несколько дюймов обнажая её ножки над коленями. Я не могу отвести от них глаз.

— Ты часто здесь бываешь? — спрашивает Келли, и я невольно смеюсь. Она держится как ни в чем не бывало. Меня же просто колотит.

— Здесь мы в безопасности? — спрашиваю я.

— От кого?

— От твоего мужа.

— Да, сегодня у них мальчишник.

— Опять за ворот закладывает?

— Да.

Меня охватывают тревожные предчувствия.

— Но не так уж много, — добавляет Келли после некоторого раздумья.

— Так он не…

— Нет. Давай о чем-нибудь другом поговорим.

— Извини. Просто я за тебя волнуюсь.

— С какой стати?

— Да потому что ты у меня из головы не выходишь. Все время о тебе думаю. А ты хоть иногда меня вспоминаешь?

Мы смотрим на экран, но ничего не видим.

— Постоянно, — шепчет Келли, и сердце мое замирает.

Тем временем на экране какие-то парень и девчонка вдруг начинают срывать друг с друга одежду. Они опрокидываются на постель, подушки и нижнее белье разлетаются во все стороны, и вся кровать начинает трястись и подпрыгивать. Любовники сливаются в объятиях, а Келли тесно прижимается ко мне, её рука проникает под мою. Пока длится сцена на экране, мы сидим ни живы, ни мертвы. Только потом я вновь обретаю дыхание.