Доминик Сильвен - Кобра

Сегодня утром Федерико ездил мыть машину. Ему не хотелось, чтобы Жюстен мог хоть в чем-то его упрекнуть. Начальник службы безопасности «Корониды» ехал встречать своих шефов после их задержания. Он пунктуален, машина в безупречном состоянии, они могут на него положиться.

Что до обстановки на дорогах, то она была хреновой, и, разумеется, шел дождь. Федерико вспомнил, как он жил в квартале Трастевере, в одной обшарпанной, но просторной квартире с ватагой приятелей, как они с Марко бродили по улицам. Это было как раз после того, как Марко и Карла поженились и переехали в квартал побогаче. Дед Марчелло сам выбрал и купил им двухэтажную квартиру в Париоли; он хотел, чтобы Карла и ее муж жили как можно лучше. Но Федерико догадывался, что Марк предпочел бы Трастевере: там теплее, грязнее, там жизнь бьет ключом.

Федерико припарковал было машину во втором ряду, но пришлось оттуда убраться, потому что какой-то легавый стал делать ему знаки; он трижды объехал весь квартал, прежде чем увидел Марко и Жюстена, спускающихся по большой лестнице здания уголовной полиции в зимнюю, слишком раннюю в этом году грязь. Холод, дождь, кутузка. Господи, и это в лучшие годы жизни!

Оба сели сзади, и Федерико плавно тронулся с места. Поздоровался с ним, разумеется, только Марко, и только он улыбался, несмотря на усталость. Можно было подумать, что он возвращается с праздника, где было страшно, но все равно классно. Жюстен - тот другое дело. Федерико улучил момент и обернулся, чтобы получше его рассмотреть. Бледный - краше в гроб кладут - и постарел на несколько лет. Восторженный путешественник превратился в старого наркомана, подумал Федерико. Никакого привыкания - скажет тоже! Да он нуждается в своей дозе точно так же, как наркоман из Трастевере нуждался в том, чтобы ширнуться.

Долгое время никто не произносил ни слова, и Федерико нарушил молчание, спросив, везти ли Жюстена домой в Везине. Завязался короткий разговор, во время которого Жюстен заявил, что уж теперь - дудки! - никто никогда не отправит его под стражу. Когда в конце улицы показалась вилла «Наполеон» - так, кажется, она называется, - Марко посоветовал Жюстену воздержаться от «путешествий», по крайней мере до того момента, пока легавые не успокоятся. Жюстен сухо ответил, что контролирует ситуацию.

Дани стояла у ограды. Она была в меховом манто, ветер играл у нее в волосах. Тепло улыбаясь мужу, она распахнула ему объятия, и Жюстен позволил обнять себя для краткого поцелуя. Ферензи подождал, пока супружеская чета войдет в дом, и попросил Федерико трогаться. Это объятие, хоть и лишенное чувственности, все же подействовало на него возбуждающе. Ферензи подумал о том, что во время пребывания под стражей ему не хватало голоса и просто присутствия Дани. Надо будет во что бы то ни стало уговорить ее прийти этой ночью на улицу Удино. И в следующую ночь тоже. Голос Федерико отвлек его от наваждения:

- Тяжело было у фараонов?

- Двадцать четыре часа - пустяк по сравнению с годами, проведенными бок о бок с Жюстеном. Я думаю, его «путешествие» подходит к концу.

- До чего мне нравится, как ты говоришь, Марко! Ты много думал все это время?

- Да, я хорошенько поразмыслил и собираюсь попросить у Дани разрешения в самом деле отправить ее супруга к его приятелям Изиде и Осирису.

- Разрешения?

Ферензи не ответил. Он рассматривал Париж, мелькавший у него перед глазами. Угрюмые прохожие, которым мешает дождь. Посыльные из магазинов, нервно снующие на своих тарахтящих мотоциклах в потоке машин, словно камикадзе. А там вон какой-то человек разговаривает по телефону, стоя с непокрытой головой и счастливым лицом посреди тротуара. Он говорит с той, которую любит, подумал Ферензи.

Его шурин бросал на него в зеркало вопрошающие взгляды, но задавать вопросы не решался. Жюстен умрет вследствие неожиданного появления Кобры. Столько лет угрохано, чтобы завладеть деньгами Лепеков. Карла вернется в Италию. С Карлой он, конечно, разведется. И женится на Дани Лепек. Ради денег, поскольку таков первоначальный план, но не только. Затем он поедет с ней жить, куда она захочет, - в Италию, в Нью-Йорк или останется в Париже. Куда она захочет. Для этого надо как минимум получить разрешение относительно Жюстена.

- Это правда, лучшего момента не будет, - сказал Федерико, плавно объезжая какого-то придурка на велосипеде, который то и дело перескакивал с полосы для машин на дорожку для велосипедистов и обратно.

Федерико опять бросил взгляд в зеркало и, подбодренный улыбкой Ферензи, добавил:

- Он умрет от передозировки в своей Комнате Мертвых. После этого мы повесим на него всех жертв Кобры. А дальше надо будет как можно скорее смыться в Италию.

- В Комнате Мертвых - это ты здорово придумал.

- Но чтобы в нее попасть, нам нужен код, а его знает только Дани, - продолжал Федерико. - Я понимаю, для чего ты хочешь получить ее разрешение. Ты и вправду должен ее убедить.

- Включи-ка нам какую-нибудь музыку, Федерико.

Марко Ферензи зажег сигарету и приоткрыл окно. Воздух с дождем проник в салон автомобиля, и Ферензи представил себе влажный рот медленно падающей Дани. А еще он подумал о том, что, если все обернется к худшему, ему, может быть, придется пожертвовать Федерико. Это было бы жестоко, но исключать такой поворот событий не стоит. Он глубоко вздохнул, закрыл на мгновение глаза и ощутил, как у него сосет под ложечкой. Все то, что он когда-либо чувствовал к другому существу, сконцентрировалось там. Там, в самом центре его нутра, в центре его жизни, была Дани. И потому, привязанный только к ней, он был свободен. Свободен от всех остальных, даже от самых преданных. Так было нужно. Такова цена жизни.

В эту ночь он спал три или четыре часа и во сне видел отца. Барышник тонул в грязной кровавой луже. В этом сне Ферензи был огромной черной собакой, которая как ни в чем не бывало изрыгала из пасти огонь. Собака неподвижно стояла у края лужи до тех пор, пока отцовская макушка не скрылась в жиже и на ее поверхности не лопнули с бульканьем темные пузыри. Потом собака-дракон по имени Ферензи отправилась в светлый город, где ее ждали. Над прекрасным городом поднималось белесое, но теплое рассветное солнце, дул легкий ветерок. И это солнце, и этот ветер терпеливо манили его, это чудесное животное, к себе.

- У меня прямо скулы сводит от того, что мы отпустили этих двоих, - сказала Левин.

- А у меня нет. Змеи спят на камнях в ожидании жертвы. Мы сделаем то же самое, - ответил Брюс.

«Сколько же у него разных метафор, - подумала Мартина. - То надо растревожить болото, бросая в него камешки, то будем дрыхнуть на камнях».

- И куда же мы, по-твоему, пойдем спать? - поинтересовалась Мартина, стараясь не подчеркнуть голосом двусмысленность фразы.