Анастасия Дробина - Прекрасное видение

Ново-Спиридоньевский монастырь был такой же достопримечательностью нашего района, как барахолка, налоговая инспекция и кинотеатр «Аврора». Еще в детстве мы бегали к его сохранившейся стене, описанной в книге как выдающийся памятник древнерусского зодчества, кататься на санках. Глубокий ров, выкопанный средневековыми монахами, не был завален даже в советское время, и по его склонам летала на салазках, досках, «ледянках» и попросту на мягких местах вся районная детвора. В самом монастыре тогда располагалась плодово-овощная база.

Лет десять назад, когда оказалось, что бог есть, и вся страна дружно уверовала, в монастыре начались перемены. Городские власти спохватились, вспомнили про уникальный архитектурный ансамбль и древность многовековой постройки и дали средства на реконструкцию монастыря. К настоящему дню были восстановлены две башни из семи, часть колокольни, а также церковь, в которую немедленно начали стекаться старухи. Сам монастырь как таковой еще не действовал, но на окрестных улицах уже начали появляться духовные лица в нестираных рясах с увязанными в хвостик волосами. Народ, не привыкший к такому зрелищу, реагировал подозрительно. В частности, Яшку Беса безмерно раздражали бродящие по барахолке попы, которым «не пойми чего надо, и как с ними базарить, не знаешь». Совсем недавно при монастыре открылся приют для беспризорников, и теперь на улицах можно было наблюдать чинные колонны пацанят, возглавляемых чернорясым предводителем. Беспризорники были перемазаны зеленкой, вид имели неблагообразный и внушали аборигенам района законное опасение.

– Спрашивается – что ей там было делать? – Яшка выплюнул незажженную сигарету, встал, прошелся по кухне. – Попам фламенко танцевать?

– Яшенька, но мы же ничего еще не знаем… Вот сходим, разберемся…

– Разберутся они… – не оборачиваясь, зло сказал Яшка. – Вторая неделя пошла. Человека нет, а у них все ни концов, ни кольцов… полна жопа огурцов. Шерлоки Холмсы долбаные.

– Хорошо, ты что предлагаешь? – вскинулась Катька. – Другие варианты имеются? Нет?! Вот и пойдешь завтра с Нинкой на разведку. Мне эта зараза Шизофина отгула не дала.

Это было правдой. После внезапно снизошедшего на Катьку озарения мы кое-как досидели до конца совещания и помчались к шефине выпрашивать отгулы. В ответ на нашу просьбу Шизофина вполне резонно заявила, что отсутствие в отделе сразу трех инспекторов (Ванда числилась на больничном) вызовет естественное недовольство плательщиков и руководства. В итоге два свободных дня получила только я.

– Я – в монастырь? – испугался Яшка. – Ну еще чего… Как я с ними разговаривать буду?

– Я сама со всеми поговорю, – преувеличенно бодро заверила я. – А ты будешь моя охрана. Мало ли что… Все-таки монахи…

– Пыльным мешком стукнутые они все, – убежденно сказал Бес. – Если у мужика с башкой и с хреном все в порядке – он разве в монастырь попрется?

Я молчала. На то, чтобы спорить с Яшкой, уже не было сил. День был ужасным, настроение – отвратительным, и не было никакой надежды на то, что завтра в монастыре мы узнаем что-то новое. Вдобавок еще предстояло объясняться дома с бабулей по поводу так и не устроившейся личной жизни с Осадчим. Вывод из всего этого я сделала неожиданный:

– Вот что, Яшка, не смей меня завтра спозаранку будить. У меня отгулы не каждый день. До одиннадцати даже не суйся.

– Чертовы бабы, только бы дрыхнуть, – выругался Бес. Вытащил из хлебницы кусок «Бородинского», шлепнул на него еще один голубец и, не удостоив нас с Катькой прощальным взглядом, пошел спать. Мы остались вдвоем.

– Господи, правда дурдом, – задумчиво сказала Катька. Положив на доску последний обсыпанный мукой пельмень, подперла щеку кулаком. – А что, если бы она не пропала? Мы бы так и не знали ничего.

– Может, и хорошо, что не знали. – Я смотрела на серый квадрат фонарного света, отпечатавшийся на полу. – Как там Бес говорит? «Много будешь знать – плохо будешь спать».

– Ну и какие мы ей подруги тогда? – буркнула Катька. – Жила сама по себе, ездила где-то, с двумя мужиками сразу спала, книжки толстые зачем-то читала… А мы ей и ни к чему были. Нам ничего рассказывать не обязательно. Эх, знала бы – в жизни бы этой воображале на Бесов не жаловалась!

– Но ведь жаловалась же… И я жаловалась. Когда мы с Осадчим разводились, я вообще у нее, считай, поселилась – помнишь? И ревела каждую ночь, как дура. А она меня успокаивала.

– Ну да. А сама потихоньку с ума сходила. И с чего?! Танцевать не могла! – Катька встала, подняла руки вверх, изображая позу фламенко, бухнула тапочкой об пол: – Ие-ех! – и, не удержав равновесия, шлепнулась обратно на табуретку. – Ну и что в этом такого? Что так психовать? Подумаешь… И из-за этого лучшим подругам про свои несчастья не рассказать?!

– Да… – Я задумалась. – Ну люди-то разные, Катька. Кто-то может на свои проблемы жаловаться, а кто-то, наверно, нет.

– В жисть не поверю, – фыркнула Катька.

Я рассердилась:

– А что можно с богатым мужиком жить и ни копейки у него не брать, ты поверишь? Тоже нет? А Барсадзе насильно Ванду заставлял шубу норковую взять! Обещал на куски разрезать и выбросить, если не заберет!

– Сумасшедшая, – уверенно подытожила Катька. – Ей лечиться надо.

– Да ну тебя. Она-то нормальная. Это мы хороши. Придем, сядем, спросим: «Как дела?» Она говорит: «Нормально». Мы и рады: нормально – и слава богу. И давай о своем, и до ночи. Свинство.

– А что надо было?! – завопила Катька. Осеклась, испуганно прислушалась к ровному пятиголосному храпу из комнаты. Но громоподобные раскаты не смолкали, и Катька продолжила яростным шепотом: – Что надо было? Над душой у нее стоять и ныть: «Нет, я вижу, что у тебя все плохо? Нет, расскажи мне, что с тобой?!» Да послала бы она тебя на три буквы и права была бы! Не желала она свою жизнь с нами обсуждать, не желала, и все! Зачем мы ей только нужны были, можешь ты объяснить?!

– Знаешь… – я помолчала. – По-моему, она и без нас обошлась бы прекрасно. Это мы без нее – никак. А она – запросто. И без нас, и без матери, и без Беса. И без Барсадзе тоже. Только Тони ей был нужен. И фламенко.

– Ну тебя, Нинка, – прошептала Катька. – Так не бывает.

Я молчала, глядя на сыплющий за окном снег. В свете фонаря густые хлопья казались черными. Фонарь за окном замигал и погас. Пора было отправляться спать.

Утром заверещал телефон. Я с закрытыми глазами дотянулась до трубки:

– Яшка, черт… Который час?

– Полдвенадцатого! – рявкнула трубка. – Мне самому прийти тебя из кровати выдернуть?! Тетеря сонная!

– Сам ты тетеря… Сейчас встаю.

Взглянув на будильник, я убедилась, что возмущение Яшки вполне закономерно. Шел двенадцатый час. Комната была залита солнцем. Бабуля ушла в школу, и в квартире стояла восхитительная тишина. При мысли о том, что сегодня налоговой инспекции придется обходиться без меня, на душе стало просто замечательно. Все-таки хорошая вещь – отгулы. Вот если бы еще не надо было тащиться в монастырь… Ну что мы сможем там предпринять? Выстроить всех монахов в ряд и каждому предъявить фотокарточку Ванды для опознания? Бред… Но я догадывалась, что убедить в последнем Беса будет очень нелегко.