Александр Ермак - «ГЗ»

Мать скончалась от болезни. Судьбы своих сестер и братьев не знаю, так как был распределен в детский дом отдельно от них, и сколько в последующем ни искал – бесполезно.

Школу закончил с хорошими оценками, но с такой анкетой даже не стал пробовать поступать в ближние институты, поехал в Москву. Думал, что там народу больше и на анкеты внимания обращают меньше. Ошибся. Мои документы нигде не приняли. Скитался по Москве, ночевал, где придется, ел, что придется. Думал, что, как и отец, попаду в лагерь…

…

Семен Воркутин – такой же скиталец – предложил мне устроиться строителем в Управление строительства Дворца Советов. Он слышал, что там нужны люди и платят хорошо, и общежитие дают. Мы пошли, но строительство оказалось законсервировано. Но нас все равно взяли на другой объект – на строительство Храма науки на Ленинских горах.

Мы с Семеном работали сначала подсобными рабочими. Потом арматурщиками. Работа была физически тяжелая, но интересная. Мы все поднимались и поднимались вместе со зданием вверх. Частенько после работы с другими ребятами собирались на берегу Москвы-реки и смотрели на свой труд, с каждым днем становившийся все красивее и величественнее.

Своей работой я заслужил доверие мастера, и он даже провел меня на самую верхотуру – в шпилевую часть здания. Там была вооруженная охрана, но меня вместе с мастером пустили. Так я смог прогуляться внутри колоса, обрамляющего звезду, и постоять на балконе на самой звезде. Высота – жуть! Шпиль под ногами покачивается. Но какой вид!

…

В один из дней вызвали в Управление, стали расспрашивать про прошлую жизнь, документы перетряхивать. И Семена Воркутина тоже вызывали. Потом три дня заставили работать по две смены подряд, да еще и чистить, выметать строительную территорию. После этого дали на два дня отпуск и велели в эти дни обязательно на работу не выходить. Оказалось, сам Сталин собирается приехать проверить стройку, и всех не особо благонадежных во временный отпуск отстранили.

Мы сходили с Семеном в Центральный парк культуры и отдыха, на каруселях покатались, мороженого поели. А с девчонками как-то не познакомились.

…

А напрасно нас в отпуск отправили в рабочую смену. Сталин, оказывается, ночью на контроль приехал, когда его уже не ждали. Сторожа одни его встречали…

…

А не зря, ведь, Сталин так боится. Сегодня всех по очереди вызывали в управление, выпытывали, где был, что делал прошлой ночью. Говорят, что вроде как покушение было на вождя. Его охрана на даче в Кунцево нашла на дорожке винтовочную пулю. По баллистической экспертизе выяснилось, что она прилетела с нашей стройки.

…

Для нас с Семеном обошлось. Оказывается, при смене караула кто-то из охранников, нечаянно, нажал на курок винтовки, в стволе которой оказался боевой патрон. Пуля улетела в сторону дачи Сталина и долетела, упала на дорожку на излете…

Солдата взяли в оборот…

…

Снова трясут. Кто-то из спецотряда строителей то ли упал с высоты, то ли улетел на самодельном планере. То ли живой остался, то ли нет. Непонятно. Но трясут…

…

Семен заболел сильно, и его положили в больницу. Плюется кровью. Говорит, и раньше болел – с голодухи здоровье в детстве было слабым, а скитания и строительная жизнь совсем его подорвала. И он рассказал мне на ухо, что задумал после окончания строительства устроить, наконец, себе приличную жизнь. По его словам, на одном из верхних этажей корпуса общежитий строители по ошибке одну из комнат сделали ниже в высоту, оставив над ней пустое пространство. Там получилась почти обычная комната, только пониже. От греха подальше начальству ничего не сказали и замуровали это помещение. А Семен потом сделал в нее тайную дверь, которую незаметно снаружи. И проводку электрическую, и вентиляцию, и даже канализацию провел. В этой комнате и хотел жить после окончания стройки Семен, но разболелся до смерти. Вот мне и завещал:

– Живи, – говорит, – Леша, за себя и за меня, Семена Воркутина, строителя без московской прописки…

Жить я там не собирался. Думал, что когда-нибудь для меня найдется и нормальная комната в общежитии Храма науки. Очень мне хотелось поступить в Университет, который я сам строил…

…

Умер Сталин…

…

Стройка кончилась. Пойду на завод…

…

Меня, как передовика производства и в связи с осуждением культа Сталина, приняли на рабфак, и я поступил в МГУ на филологический факультет. Я просто счастлив! Я безумно счастлив! Я живу в том здании, которое строил. Я учусь в его аудиториях! Я занимаюсь такой чудной наукой – словами, которые порой сильнее любого фундаментного железобетона, крепче любой металлической арматуры…

…

Я учусь. С таким удовольствием учусь. Надо столько много читать. Но как же странно, что читать – это обязанность. Нет, каждый день я с удовольствием читаю, читаю, читаю-перечитываю: Гомера, Кальдерона, Жуковского, Пушкина, Мольера, Карамзина, Белого, Мандельштама…

…

Я живу между комнатой, аудиториями и библиотекой. Таскаю туда-сюда огромные стопки книг. Но это не в тягость. Это огромное наслаждение читать, читать, читать…

…

На каникулы все разъехались по домам. А мне некуда ехать. И не хочу. Я хочу читать и читать: Золя, Тургенева, Диккенса, Салтыкова-Щедрина, Бальзака, Гоголя, Короленко…

…

Вызывали в „комнату без номера”:

– Вы очень перспективный, толковый студент. Не сомневаемся, что несмотря на некоторые анкетные данные, идеологически выдержанны и готовы помочь своей стране.

– Конечно, – подтвердил я.

– Вот и договорились. Время от времени мы будем встречаться, и вы будете рассказывать, что и кто из ваших друзей, соседей и однокурсников говорит о нашем социалистическом строе, о линии партии и правительства…

Я растерялся и даже не нашелся, что ответить. А мне дальше:

– А мы такому сознательному товарищу поможем вступить в коммунистическую партию.

Конечно, я не собирался становиться стукачом, доносить на своих товарищей. Но понимал, что так просто от таких предложений не отказываются. Но, кажется, нашелся:

– К сожалению, я еще не готов, не созрел для партии.

– Самокритичность это хорошо. Но вы подумайте хорошенько. Нам такие люди нужны…

Я вышел и постарался забыть об этом разговоре.

…

И еще один новый учебный год. Я познакомился с Мариной. Она тоже филолог. Только она любит больше отечественных писателей, Марина без ума от Достоевского, Толстого, Бунина. А я вот открыл себе Лоренса Стерна – английского романиста. Очень, очень интересный писатель:

„Был прекрасный тихий вечер в самом конце мая – малиновые занавески на окне (того же самого цвета, что и полог у кровати) были плотно задернуты – солнце садилось и бросало сквозь них отблеск такого теплого тона на лицо хорошенькой fille de chambre – мне показалось, будто она краснеет – мысль об этом бросила меня самого в краску – мы были совершенно одни, и это обстоятельство навело на мои щеки второй румянец прежде, чем с них успел сойти первый…”