Андреа Камиллери - Голос скрипки

- Что заказывать будете?

- Несите по вашему выбору.

Виктор Эммануил улыбнулся, оценив доверие.

На первое подал восхитительные макароны под соусом «живой огонь» (соль, оливковое масло, чеснок, сушеный красный перец в изрядном количестве), который комиссару пришлось залить белым вином. На второе - хорошая порция баранины по-охотничьи с чудесным ароматом лука и душицы. И наконец, десерт из овечьего творога со стаканчиком анисового ликера, улучшающего пищеварение. Заплатил по счету сущую ерунду, обменялся с Виктором Эммануилом рукопожатием и улыбкой:

- Прошу прощения, а повар у вас кто?

- Супружница моя.

- Передайте ей мои комплименты.

- Непременно.

На обратном пути, вместо того чтобы взять курс на Монтелузу, он поехал по дороге на Фьякку, поэтому добрался до Маринеллы не с той стороны, как обычно, когда ехал через Вигату. Потратил лишних полчаса, зато не пришлось проезжать мимо дома Анны Тропеано. Как пить дать, остановился бы, не удержался и выставил себя дураком перед молодой женщиной. Позвонил Мими Ауджелло.

- Тебе лучше?

- Какое там.

- Слушай, завтра утром оставайся дома. Мы этим делом больше не занимаемся, так что я пошлю Фацио, пусть проводит доктора Ликальци.

- Как это «мы не занимаемся делом»?

- Начальник полиции отстранил меня от расследования. И передал его начальнику оперотдела.

- Почему?

- Потому что потому кончается на «у». Передать что-нибудь твоей сестре?

- Ради Бога, не говори ей, что мне проломили голову! А то она точно подумает, что я при смерти.

- Поправляйся, Мими.

- Алло, Фацио? Это Монтальбано.

- Слушаю, доктор!

Он приказал переключать все телефонные звонки, относящиеся к делу Ликальци, на оперотдел Монтелузы, а также объяснил Фацио, куда он должен проводить доктора.

- Алло, Ливия? Это Сальво. Как ты там?

- Нормально.

- А почему такой тон, позволь спросить? Прошлой ночью трубку бросила, даже разговаривать со мной не захотела.

- А зачем ты звонишь в такое время?

- У меня наконец выдался спокойный момент!

- Бедняжка! Позволь тебе заметить, что в среду вечером, ссылаясь на грозу, перестрелки и бандитские разборки, ты избежал ответа на мой прямой и конкретный вопрос.

- Я хотел сказать, что завтра еду повидаться с Франсуа.

- Вместе с Мими?

- Нет, Мими не может, его ранили.

- Боже мой! Тяжело?

Ну что ты будешь делать, нравились они с Мими друг другу.

- Дай мне закончить! Булыжником его ранило в голову. Ерунда, наложили три шва. Поэтому еду один. Сестра Мими хочет со мной поговорить.

- О Франсуа?

- О ком же еще?

- Боже! Наверно, он заболел. Сейчас я ей позвоню!

- Брось, не надо, они ложатся спать с заходом солнца! Завтра вечером, как только вернусь, я сам тебе позвоню.

- Смотри не забудь. Сегодня ночью глаз не сомкну.

Любому здравомыслящему человеку, хотя бы немного знакомому с состоянием сицилийских дорог, чтобы попасть из Вигаты в Калапьяно, всего-то и нужно поехать по скоростному шоссе на Катанью, свернуть на дорогу, ведущую в глубь острова к тысяча сто двадцатиметровой реке Тройне, спуститься к шестьсот пятидесятиметровой речке Гальяно по окольной дороге, которая пятьдесят лет назад, на заре региональной независимости, в первый и последний раз познакомилась с асфальтом, и наконец добраться до Калапьяно по областной трассе, очевидно, только и мечтавшей о том, чтобы вновь вернуться в исходное состояние раздолбанной сельской дороги. И это еще не все. Ферма сестры Мими Ауджелло и ее мужа находилась в четырех километрах от поселка, и туда можно было добраться только по извилистой каменистой полоске, которая даже у коз вызывала некоторое сомнение - стоит ли ставить на нее хоть одно из четырех дарованных им Богом копыт. Но это был, скажем так, оптимальный маршрут, именно тот, который всегда выбирал Мими Ауджелло и где все трудности и неудобства приходились на последний отрезок пути.

Естественно, Монтальбано выбрал другой путь, решив пересечь остров поперек, поэтому с самого начала ему пришлось ехать по каким-то жутким колдобинам, и чудом уцелевшие в здешних краях крестьяне прерывали свой труд, чтобы в полном недоумении обозреть чокнутую заезжую машину. Дома они расскажут детям:

- А знаете, чего утром-то было? Автомобиль проезжал!

Но именно эта Сицилия была по душе комиссару, выжженная, лишенная растительности земля, на которой, казалось (и недаром), невозможно выжить, и все же кто-то здесь еще встречался, хотя все реже и реже, и приветствовал его, покачиваясь на муле, прикасаясь двумя пальцами к козырьку, в гамашах, кепке и с ружьем на плече.

Спокойное, безоблачное небо ясно давало понять, что останется таковым до самого вечера. Было почти жарко. Воздух, врывавшийся в машину, не выдувал из салона вкусный запах от кульков и кулечков, которыми было завалено практически все заднее сиденье. Перед отъездом Монтальбано заехал в Албанское кафе, где делали лучшие в Вигате сладости, и купил двадцать свежих канноли, [Трубочки с начинкой из сладкого овечьего творога.] десять килограммов всевозможного печенья, цукаты и, в довершение всего, разноцветную пятикилограммовую кассату. [Сицилийский торт из сладкого овечьего творога, покрытый сахарной глазурью и украшенный шоколадной крошкой и цукатами.]

До фермы он добрался уже после полудня. Подсчитал, что на дорогу ушло больше четырех часов. Большой деревенский дом выглядел пустым. Только дымящаяся каминная труба говорила о том, что в доме кто-то есть. Посигналил, и вскоре в дверях появилась Франка, сестра Мими. Это была светловолосая сорокалетняя сицилийка, сильная, высокая: она смотрела на незнакомую машину, вытирая руки о фартук.

- Монтальбано, - представился комиссар, открывая дверцу и выходя из машины.

С радушной улыбкой Франка бросилась ему навстречу. Крепко обняла.

- А Мими?

- В последний момент не смог поехать. Очень расстроился.

Франка пристально всмотрелась ему в лицо. Монтальбано совсем не умел врать людям, которых уважал: запинался, краснел, отводил взгляд.

- Пойду позвоню Мими, - решительно сказала она и вернулась в дом.

Чудом не уронив свои кульки и кулечки, Монтальбано побрел за ней. Франка как раз закончила говорить по телефону.

- У него еще болит голова.

- Успокоилась? Поверь, с ним ничего страшного, - сказал комиссар, сгружая кульки на стол.

- А это что такое? - удивилась Франка - Хочешь открыть тут кондитерскую?

Она положила сладости в холодильник.

- Как жизнь, Сальво?

- Хорошо. А у вас?

- У нас все слава богу. А уж о Франсуа и говорить нечего. Подрос, повзрослел.

- Где все?

- Да в поле. Но когда звоню в колокол, все собираются на обед. Останешься ночевать? Я тебе комнату приготовила.