Сёстры Чан-Нют - Черный порошок мастера Ху

— Согласен, — отозвался мандарин, возбуждаясь пуще прежнего. — Но только и ты согласись, что эта поездка в Китай позволяет нам, отстранившись от городской суеты, обдумать хорошенько наши дела. Возьмем для начала эти бумажки, что подсунул нам скопец Доброхот. Что интересного ты там обнаружил?

Ученый, пораженный, снова повернулся к нему лицом.

— Как?! Ты собираешься расспрашивать меня, и это в час, когда все упыри мира вылезают из своих нор, чтобы отрывать головы бедным людям? Хватит того, что ты заставил меня целый вечер рыться в этих нудных списках!

— Должно быть, я переоценил твою память, — разочарованно вздохнул судья. — В общем-то, я так и предполагал, что там не может быть ничего особенно интересного. Коммерция, только и всего.

И он отвернулся, натянув одеяло до самого подбородка. Задетый за живое ученый возмутился:

— Как бы не так, Тан! Мне с моим аналитическим умом удалось обнаружить в этом нагромождении кое-какие постоянные величины и кое-какие закономерности.

Мандарин, не раскрывая глаз, подавил зевок, а Динь быстро добавил:

— Представь себе, наш скопец позволил вывезти из страны довольно много металлов и разного сырья — золота, серебра, селитры, серы, — да еще немало древесины ценных пород. Наши природные богатства явно пользуются за морем большим спросом.

— Ах вот как? Очень интересно! — воскликнул мандарин. — А поскольку эти вещества нельзя вывозить без разрешения самого императора, то очень возможно, что скопец преступает закон.

— Это подтверждают цифры: грузы отправлялись всегда в разное время и всегда в небольших количествах. Мне понадобилось прошерстить сотни бумаг, чтобы обнаружить этот факт. Господин Доброхот очень старался не привлекать внимания к тому, что он вывозит.

Мандарин Тан сел на своем ложе, одобрительно кивая.

— Молодец, Динь! Отличная работа! С такими данными мы сможем легко поймать нашего приятеля скопца. Надо будет, возможно, еще посмотреть, не замешан ли он тем или иным образом в деле о кораблекрушении — оно ведь тоже касается вывоза грузов. Ну а что относительно ввозимых товаров? Скопец и там проявляет такую же скрытность?

— Скажем так: он выказывает особое предпочтение предметам роскоши. Судя по всему, его заказчики обладают тонким вкусом и толстыми кошельками. Во всяком случае, дорогие ткани и самые разнообразные ароматы ввозились сюда не один раз. Очевидно, у нас имеются большие любители изысканных драгоценностей: я нашел упоминания о перламутровых ожерельях, лазуритовом скипетре, браслете с семью жемчужинами, перстне с белым халцедоном, диадеме с рубинами, — выпалил на одном дыхании Динь запомнившиеся ему названия.

— Отлично! — воскликнул мандарин. — Теперь мы знаем, что через наш порт проходят большие ценности, а не только провизия и ароматы. Интересно узнать, кто заказывал все эти украшения…

— Ну а ты продвинулся как-нибудь в деле о кораблекрушении?

— Трудно сказать. Есть одна странная вещь: рассказывая мне о тех арестантках, госпожа Аконит сказала, что у них была лихорадка, которую они подхватили, когда были в бегах. А вот портовый врач, осматривавший их перед посадкой на судно, утверждает, что видел на их теле какие-то желваки.

— Ну и что из того? Лихорадка, желваки — все равно они были больны.

— Да, но почему она это отрицает?

— Чтобы ее не обвинили в том, что ее подопечные содержатся в грязи, что тюрьма — рассадник вшей, а может, и чумы, — предположил ученый.

— Надо сказать, что это не единственное, чем меня заинтриговала эта молодая женщина. Вспомни, как я следил за Сю-Тунем до нашего с ним отъезда и дошел за ним до самого поселка бродяг. Той ночью я видел, как госпожа Аконит подала ему стакан вина, всыпав в него предварительно какой-то черный порошок. А что, если в этом безобидном факте кроется преступление?

— Ты хочешь сказать, что подозреваешь ее в отравлении Сю-Туня? Но зачем ей это было надо?

— Не знаю, но, возможно, их связывала какая-то тайна, о которой мы ничего не знаем…

Ученый с интересом наклонился вперед.

— Может, что-то плотское?

— Я этого не говорил! — проворчал мандарин.

— В любом случае госпожа Аконит — даоска, а потому должна быть против любого активного действия, в том числе и отравления. Эти паразиты на теле общества никогда не участвуют в политической жизни, проявляя прискорбную пассивность, — произнес ученый, следя за реакцией примерного конфуцианца.

— Все это так, но знай, что госпожа Аконит не входит в число этих прихлебателей. Она утверждает, что принадлежит к последователям Мо-цзы.

Глаза ученого сверкнули, и он присвистнул.

— Надо же как интересно! Это ей идет гораздо больше: я всегда думал, что такой тигрице бездействие должно быть не по нраву. Кроме того, она и по другим статьям отлично вписывается в учение Мо-цзы. Само имя Мо — не настоящее, а означает человека, имеющего позорную татуировку, которую делают некоторым осужденным, навсегда становящимся рабами. А разве наша красавица не присоединилась к бродягам из-за обвинения в убийстве своего господина и повелителя?

— Ладно, ладно, ее вина в смерти мужа никогда не была признана официально, — возразил мандарин. — Хотя твое замечание об имени Мо полнее справедливо, даже если она и сама избрала после суда судьбу добровольной изгнанницы.

— Мо-цзы… — как бы про себя задумчиво повторил ученый. — Странная фигура, мечтатель, защищавший мир с оружием в руках. Он хотел убедить правителей не посылать войска на завоевание маленьких беззащитных стран. Надо было обладать особым мужеством, чтобы выступать с таким предложением в Китае с его вечной страстью к завоеваниям.

Мандарин Тан перебил его, нетерпеливо прищелкнув языком:

— Главное в том, что Мо-цзы противостоял великому Конфуцию, хотя в молодости и был его учеником. Можно ли представить себе подобную неблагодарность?!

Зная, что ему не удастся убедить мандарина Тана в том, что противник Великого Учителя мог быть прав, Динь сменил тему разговора.

— Я должен был бы извиниться перед Сю-Тунем за то, что подозревал его в этой истории, — сказал он с виноватым видом. — Я все прикидывал, какой интерес он мог извлекать из оборота ценностей, и вот теперь он при смерти, и мне так жаль…

— Не печалься, мы его спасем, как только доктор Кабан найдет противоядие той отраве, что его убивает. Хорошо еще, что город, в котором жил тот китайский мандарин, находится у самой границы. Если я не ошибаюсь в расчетах, завтра утром мы будем там.

— Интересно, дорого будет сшить себе у китайцев костюм? — проговорил Динь. — Я слышал, что на юге Китая очень оригинальная мода, в том смысле, что они сочетают классический стиль с некоторыми варварскими тенденциями. Неплохо было бы пошить себе такую куртку, фиолетового шелка с воротником из леопардового меха, со складочками, вроде сиамского саронга, но при этом строгого покроя, как кимоно. Вот было бы шуму на официальных банкетах!