Лев Гурский - Никто, кроме президента

Сейчас я глядел на Фердинанда Изюмова и мысленно крыл самыми последними словами тех героев невидимого фронта, кто состряпал мне изюмовский «бегунок», а заодно с ними наше Управление регистрации и архивных фондов – целиком и без исключения.

В досье, затребованном мною с утра, была до деталей расписана эмиграция этого деятеля. Вот парижский период, вот нью-йоркский, вот опять парижский. Все три – прошлый век, 80-е годы. Очень актуально. Так же подробно говорилось о трех его ранних книгах – «Гей-славяне», «Дырочка для клизмы» и «Я пришел дать вам водки» (первую из них я даже читал, еще в самиздате). Российский его период освещался гораздо скромнее. В основном, были сведения об участии в президентских выборах, кандидатом от сексуальных меньшинств (собрал 0,33% голосов). Дальше следовали: выписка из его больничной карты – с шестью жирно подчеркнутыми словами «состояние крайне тяжелое, возможен летальный исход», фото мумии в бинтах, а затем – краткая выжимка из рапорта информатора «Беликова». Про то, как Ф. Изюмов «налаживает первые контакты с радикальным движением Национального Возрождения России». Последний по времени файл состоял из одного номера телефона.

Номер был правильным. Все остальные файлы – уже сплошной гербарий. Реальность и досье не цеплялись никак. Кто, по-вашему, эти парни и девушки в золотистых хитонах, замеченные мной при входе? Педерасты с лесбиянками? Национал-радикалы? Не похоже. Скорей, они смахивали на ангелов кануна раздачи крыльев. Сам господин Изюмов, несмотря на белые одежды, уже ничем не походил на больничную мумию с фото: вообразите себе гибрид Папы римского с летчиком-космонавтом СССР в снежном парадном мундире. Плюс узенькая бородка старика Конфуция.

Чтобы скрыть замешательство, я поиграл желваками. Хозяин дома кивнул, одним движением большого пальца распустил ангелов и провел меня в кабинет. Или в спальню. Или в столовую. Короче, кроме нас двоих, там присутствовали еще лежанка, два стула, книжная полка, телевизор на гнутой подставке, стол и гонг.

Я извлек из нагрудного кармана визитку и положил на стол, рядом с гонгом. Чтобы хозяин квартиры, упаси Боже, не забыл, откуда я, кто по званию и как меня по отчеству.

Хозяин не забыл.

– Имейте в виду, Максим Анатольевич, – первым делом доложил он мне. – К этим яйцам никакого отношения я не имею. Все в прошлом. Они давно – отдельно, я – отдельно. Заявляю вам об этом официально как сотруднику ФСБ.

– Так-таки никакого?

Я ничегошеньки не понимал, но вложил в свои слова побольше сарказма. Когда ты не в теме, заставь собеседника оправдываться.

– Уверяю вас! – Гибрид понтифика с Гагариным приложил руку к левой груди, где на его одеянии было вышито солнце. – Абсолютно никакого! Я давно оторвался от них, даже думать о них не желаю.

Понятнее не становилось. Я по-прежнему блуждал в потемках. Что за яйца? Почему отдельные? Что от чего оторвалось? Он что, кастрировал себя и возглавил секту скопцов?

– Но ведь раньше вы были с ними – одно целое? – уточнил я на всякий случай.

– Формально, лишь формально! – Изюмов затряс бородкой. – Я их держал при себе просто из любопытства. Больше вам скажу: эти маленькие дряни мне только мешали. И как только я от них избавился… – Он закатил глаза. – То было невероятное чувство радости. Я обрел свободу. Я обрел свет. Я обрел настоящих учеников. Я могу лететь.

Вот уж кого я никогда не понимал, так это убежденных скопцов. Не хочешь – не пользуйся, но к чему совершать необратимые поступки? Вдруг через год-другой передумаешь? Ан поздно. Пути назад нет.

– Но ведь жалко, наверное, было? И больно? – спросил я.

– Что вы! – услышал я в ответ. – Все произошло естественным путем. Как листья осенью облетают с деревьев, так и они отлетели от меня. Я подозреваю, они и сами мечтали от меня освободиться. Пока они были при мне, я их держал, можно сказать, в ежовых рукавицах. Не давал им развернуться во всю их дурную силу…

Мне стало неуютно. Сусанна Евгеньевна коварно отправила меня к несчастному больному человеку. Пусть даже и писателю в белых одеждах. Ну кто, кроме психа, может говорить о частях своего тела как о живых существах? Был, правда, в русской литературе один майор, потерявший нос. Но никто не слышал, чтобы по Питеру за своим носом гонялся лично Николай Васильевич Гоголь!

– …а уж вчерашнего безобразия я бы наверняка не допустил, – тем временем развивал мысль Изюмов. – Я всегда ценил и ценю институт ООН, мы с Куртом Вальдхаймом даже как-то вместе пили текилу на брудершафт… И чтобы вот так, яйцами, в Генерального секретаря… Это не мой стиль, разве не заметно?

В мозгах у меня взорвалась световая граната. Ну конечно! Вот что значит зациклиться на ложной версии. Когда он толковал про маленьких дряней, то имел в виду не свои придатки, а именно юных человеко-негодяйчиков. А ведь я, когда завтракал, слышал краем уха по радио о выходке в библиотеке. Но из-за лакун в досье Фердинанда даже не подумал увязать его с теми хулиганами. От яйца до возрождения нации – миллионы лет эволюции.

Значит, наш колобок с ними водился, потом от них укатился, а кто же он сейчас? Давай же, Макс, оценивай со второго взгляда, раз ты лопухнулся с первым.

Так. Судя по наряду, ангелам в его прихожей и болтовне про свет, он подался в духовные пастыри. Сегодня это ненаказуемо, если ты не пичкаешь травками людей до смерти и не переписываешь на себя их квартиры. Даже на самого поганого из этих гуру, Клюева, он же Сияющий Лабриола, наша Контора с трудом нарыла материал на две-три мелких уголовных статейки: гипноз без лицензии, продажа нейролептиков без рецептов, попытка развратных действий в отношении лиц, признанных по суду недееспособными… Короче, лет пять колонии при плохом адвокате или год условно – при хорошем.

Изюмовская вотчина выглядела прилично. Паства улыбается живыми, а не химическими, улыбками. Хламиды вроде чистые. Из кухни не воняет машинным маслом. Криминальных пятен на полу и стенах незаметно. Да и сам владелец китайской бородки не похож на анфан террибля из досье. Что ж, реанимация меняет людей. Капитан Пеньков по прозвищу Пенек, самый большой скряга в нашем Управлении, попал в ДТП, а выйдя из больницы, простил долги, уволился из органов и теперь выращивает цветы. Я, говорит, думаю о вечном. Хотя зарабатывает, собака, втрое больше прежнего.

Неизвестно, в какой степени переродился Изюмов, но внешнего благолепия у него сегодня навалом. Это не выводит его из круга подозреваемых. Никакая бородка, никакие сверхбелые одежды не гарантируют, что к пропаже Звягинцева он не причастен. Однако я почти уверен, что если спущусь в изюмовский подвал, то не найду там трупа Звягинцева, освежеванного под людоедские мантры. Изуверы Мэнсоны и выглядят, и пахнут иначе.