Галина Романова - Соперница с обложки

– Хочешь меня убить? – догадалась Марианна, прошла к противоположному креслу в полуметре от Аллы, аккуратно села в него, не смяв ни единой складки на плаще. – Давай. У тебя это неплохо получается. Ты, можно сказать, это уже сделала.

– Что я сделала? – пробубнила с надутыми губами Алла.

– Ты убила меня, детка.

– Ладно тебе драматизировать, ма! – фыркнула та, швырнула пепельницу в дальний угол, словно и впрямь боялась соблазниться. – Ты завтра на свои деньги сотню таких, как Лозовский, купишь. И они станут ноги тебе лизать, лишь бы ты…

– А мне не надо так, Аллочка. – Мать печально усмехнулась, глядя на дочь пустыми, совершенно безжизненными глазами. – Мне не надо, чтобы за деньги, мне надо, чтобы по любви.

– Нет, мать, ну ты даешь! Ты что же, в самом деле думала, что Ярик любит тебя?! Что он с тобой не из-за денег?!

– А разве это было не так? – Марианна растерянно поморгала.

Алла расхохоталась в полное горло.

– Нет, ну совсем на старости лет сбрендила! Если бы он тебя любил, он не стал бы со мной.

– Мы это уже обсуждали, Алла! – прервала ее мать, чуть приподняв кончики пальцев.

Всего лишь на мгновение она стала прежней Волиной – властной, несгибаемой и сильной – и тут же снова потухла. И Аллу эта перемена в матери, кажется, не радовала, напротив, она заставляла ее нервничать и даже оправдываться. Хотя поначалу-то она готова была биться с матерью в смертельной схватке.

– Нет, ну чего ты драматизируешь, а? Чего так паришься?

– Следи за языком, – по привычке одернула ее Марианна, но, кажется, даже не поняла, что говорит ей дочь. Она все время о чем-то думала и думала.

– Не до манер сейчас, мать, прекрати! – привычно отмахнулась от нее Алла. – И прекрати всех во всем обвинять, в конце концов, на себя посмотри прежде.

– А что со мной не так? – удивилась Волина.

– С тобой?! – Алла откинулась на спинку кресла и с возмущенным фырканьем несколько минут качала головой. – Красавица, ничего не скажешь! Что с тобой не так, говоришь? Да все, ма! Все!!! Ты же ведешь себя как чудовище настоящее, ма, как ты этого не понимаешь! Ты же гнешь людей через колено и дальше потом, как будто они пластилиновые. И ты ведь ни разу не удосужилась задать себе один вопрос: а хотят ли они этого?.. Если они так податливы в твоих руках, если гнутся и не ломаются, то это не значит, что им не больно, ма! Им и больно, и противно, и тошно!

– И тебе? – Марианна смотрела на дочь очень внимательно и очень внимательно слушала ее обличительную речь, хотя, кажется, ни с чем не готова была согласиться. – Тебе-то я что плохого сделала? Я ведь для тебя и старалась.

– А меня спросила, прежде чем начинать стараться: оно мне надо?

– А что же тебе было надо-то, дочка? – выгнула насмешливыми дугами брови Волина. – Спать с любовником матери и получать от этого удовольствие?

– Если хочешь, то это был своего рода бунт! – запальчиво выкрикнула Алла, снова как ребенок надув губы.

– Я понимаю, – кивнула Волина. – Но не понимаю, почему именно таким способом нужно было бунтовать против меня?

– И он ведь со мной ради бунта, ма!

– Ярослав?!

– Ну да. Я и не нужна ему была никогда вовсе, я это чувствовала. Кстати, он был тут недавно.

– Ярослав?! – снова ахнула Марианна, побледнев. – И вы с ним снова?..

– Нет, ничего не было, – поспешила дочь ее успокоить. – Он диск искал.

– Который?

– Ну… На котором мы с ним…

– Нашел?

– В кабинете твоем теперь ищет.

– Он в кабинете моем сейчас? Зачем?

– Я его туда послала, ма, прости. Ну, соврала, ну нервы надо было помотать. Умник, решил, короче, все мосты за собой сжечь! Был резок, порвать со мной решил. Не иначе, жениться собрался.

– Ярослав – жениться???

Вот этот момент Андрей с Александром пересматривали раз десять, наверное. Все старались понять, в самом ли деле Волиной сделалось плохо или это искусная игра искусной актрисы.

Но нет, кажется, она на самом деле буквально лишилась чувств, иначе с чего тогда Алла так переполошилась? Начала бегать из комнаты в кухню и обратно. То стакан воды принесет, матери в лицо брызнет, то капли какие-то в рюмку начнет капать без счета. Потом вообще коньяк принесла и заставила мать выпить изрядную дозу.

– Ну, чего ты, мать?! Чего так переполошилась из-за его женитьбы? Думала, что он до последних дней будет подле тебя?

– Но он же… Он же говорил, что любит! – простонала Волина, закрывая лицо руками. – Он тоже врал?! Все время врал мне, получается?!

– Почему врал? – подумав, отозвалась Алла, застыв чуть в стороне от кресла, в котором сгорбилась ее мать. – Может, он и любил. Но ты ведь и тут наверняка инициировала.

– Я не… – попыталась возразить Марианна.

– Да ладно! Знаю я тебя! – перебила ее дочь. – И его наверняка гнула через колено. Потому он со мной и переспал.

– Почему?!

– Да назло тебе, разве не понятно! Ты вот, мать, вроде правильная, да. Вроде и добро людям делаешь. Скольким помогла, вспомнить трудно! Но… – Тут Алла налила коньяк уже себе и явно намеревалась выпить. – Но делала-то все время это не ради того, чтобы творить добро.

– А для чего же? – Волина приподняла ладонь и, сморщившись, наблюдала теперь за тем, как дочь ее подносит рюмку с коньяком ко рту. – Не пей, прошу тебя.

– А добро ты, ма, делала для того, чтобы было за что себя любить! – выпалила Алла, с грохотом устанавливая бутылку на столик перед матерью.

– Бред! – фыркнула Марианна, возражая.

– Никакой не бред. Именно так все и обстояло. Ты ведь хотела себя любить, если никто другой тебя любить не способен. Вот и делала добро людям, хотя многие из них того даже не заслуживали. Ты помогала им, а втайне собой восторгалась: вот, мол, какая я славная. Коле учебу оплатила, Маше помогла ребенка в клинику устроить, Ксюшу – приблуду иногороднюю – в свою квартирку поселила. Но добро-то ты делала без любви, мать! Не от любви к ближнему ты добро-то творила, а от любви к себе самой! Потому и не казалось добром твое благодеяние, а авансом казалось.

– За что? – отозвалась Волина, слушая свою дочь, не перебивая, и мало-помалу приходя в себя. – Авансом за что?

– За то, чтобы окончательно заложить тебе душу. Вот за что!

– Пафосно, ничего не скажешь. – Волина даже слабо поаплодировала дочери, снова превращаясь в ироничную даму, знающую и могущую все. – Я, стало быть, монстр. Я буквально дьяволица, забирающая ваши души. А вы все бедные несчастные жертвы, которые… Ни разу не нашли в себе сил отказаться от моей помощи. Никто и ни разу не отказался, дорогая. И я ведь ничего, кроме послушания, не требовала взамен. Не просила отрабатывать, не просила любить себя, даже уважение мне ваше было без надобности. Я просто требовала и не послушания даже, а…

– А исполнения своей воли! – Алла зло рассмеялась. – Воля Марианны Волиной не может быть не исполнена! Это-то и погубило твой роман с Ярославом. Понятно теперь? Ты ведь даже в постели с ним властвовать продолжала. И он от этого страдал! Потому и бунтовать вздумал.