Эрнест Хорнунг - Умышленное убийство

Тем не менее Раффлс видел это место в дневное время и поэтому явился сюда во всеоружии, готовый преодолеть все имевшиеся препятствия. Вытянувшись во весь свой рост, он быстренько надел пробки из-под шампанского на острия пик, а затем, свернув свое длинное коверкотовое пальто, любовно уложил его поверх надетых пробок. Когда Раффлс, уцепившись за прутья, подтянулся на руках, я отошел на несколько шагов и увидел, как он на долю секунды завис над воротами серовато-синей пирамидой. Когда же он, слегка качнувшись, перемахнул через ворота, я бросился за ним вслед и всем своим весом обрушился на пики, пробки и на коверкотовое пальто, которое Раффлс уже пытался стащить вниз.

— Решился наконец?

— Еще бы!

— Тогда осторожнее. Все здесь опутано проводами с пружинками и колокольчиками. Постой не двигаясь, пока я не сниму пробки.

Садик, в котором мы очутились, оказался маленьким и был разбит, видимо, совсем недавно. Куски дерна еще не вполне срослись между собой и поэтому покрывали лужайку лоскутами. Однако тут росло несколько взрослых лавровых деревьев.

— Колокольчики развешены около деревьев, — прошептал Раффлс, — раскачиваясь, они издают легкий, ни на что не похожий звук. Ух, хитрый старый лис!

Нам пришлось, обходя эти колокольчики, дать довольно большой крюк.

— Он лег спать!

— Я так не думаю, Кролик. Мне кажется, он нас видел.

— Почему?

— Я заметил свет.

— Где?

— Внизу, это длилось мгновение, когда я… — Раффлс перестал шептать, уставился на дом. На сей раз и я увидел свет тоже.

Золотой полоской он лежал под входной дверью, но вдруг исчез. Потом вновь, как тонкая золотая нить, промелькнул в окне и, к счастью, погас. Затем мы услышали скрип ступеней — одна, другая, — но и скрип, слава Богу, прекратился. Более мы так ничего и не увидели и не услышали, хотя в ожидании простояли в росистой траве до тех пор, пока у нас не промокли ноги.

— Я иду в дом, — сказал наконец Раффлс. — Не думаю, что старик нас видел. А жаль. Подойди сюда.

Мы начали осторожно пробираться к дому, однако камешки, приставшие к мокрым подошвам наших ботинок, ужасно громко хрустели, особенно на маленькой, устланной кафелем веранде. Мы подошли к стеклянной двери, соединявшей веранду с домом. Именно здесь Раффлс впервые заметил свет. Не мешкая, мы занялись резкой дверного стекла с помощью алмаза, баночки с патокой и листа плотной коричневой бумаги, которые редко отсутствовали среди инвентаря, составляющего обычное снаряжение Раффлса. Он не отверг моей помощи, хотя, может быть, принял ее столь же машинально, сколь и я предложил ее. Во всяком случае, я своими собственными руками нанес патоку на бумагу и держал эту бумагу, прижимая ее к стеклу до тех пор, пока алмаз не совершил путь по кругу и стекло без всяких усилий не выпало к нам в руки.

Раффлс, просунув руку в образовавшееся отверстие, повернул ключ, торчавший в замке. Потом, запустив в отверстие всю руку до плеча, он с большим трудом отодвинул задвижку, располагавшуюся в самом низу двери. Эта задвижка, как выяснилось, оказалась единственной, поскольку дверь сразу же отворилась, хотя и не очень широко.

— Что это? — удивленно спросил Раффлс, когда под его ногами что-то с хрустом раздавилось.

— Это очки, — прошептал я, поднимая их.

Я все еще продолжал ощупывать пальцами разбитые линзы и погнутую оправу, как вдруг Раффлс споткнулся и едва не упал с удивленным сдавленным вскриком, который даже не попытался сдержать.

— Тише ты, тише! — умоляюще прошептал я и затаил дыхание. — Он тебя услышит!

Но вместо ответа послышался странный звук, похожий на стук зубов, — даже у Раффлса, пока он возился со спичками, возникли нервные передержки.

— Нет, Кролик, он нас не услышит, — несколько мгновений спустя прошептал Раффлс. Он поднялся с колен и зажег газовый рожок уже почти сгоревшей спичкой.

Энгус Бэерд лежал на полу своего собственного дома. Он был мертв. Его седые волосы слиплись от крови. Рядом с ним, поблескивая черным крюком, лежала каминная кочерга. Его письменный стол, стоявший в углу комнаты, был весь завален грудами бумаг. На каминной полке громко стучали часы, и в течение примерно секунд ста тишина, воцарившаяся в комнате, нарушалась только их тиканьем.

Раффлс стоял совершенно неподвижно, глядя на мертвого с таким выражением лица, которое могло бы появиться у человека, вглядывающегося в бездну после того, как он вслепую шагнул прямо на край пропасти. Он молча шумно дышал через широко раскрывавшиеся ноздри, в то время как губы его были сжаты плотно, почти намертво.

— А этот свет? — спросил я неожиданно сиплым голосом. — Этот свет, который мы видели под дверью?

Он вздрогнул и повернулся ко мне.

— Верно. Я совсем забыл о нем. Он горел вот здесь, когда я впервые его заметил.

— Кто-то, должно быть, все еще находится наверху!

— Если он там, то мы его скоро поймаем. Пошли!

Вместо того чтобы сразу подчиниться, я взял Раффлса за руку и попросил подумать о том, что его враг теперь мертв, что мы наверняка влипнем в какую-нибудь историю и что сейчас самое время уносить ноги, пока еще не поздно. Он оттолкнул мою руку даже с какой-то яростью. Его глаза смотрели на меня с дерзким презрением, он предложил мне спасать мою собственную шкуру, если уж мне так угодно. На сей раз я остался стоять на месте, почти решив воспользоваться его предложением. Он что? Забыл, с какой целью пожаловал сюда? Он что? Определенно решил, что эта ночь должна непременно довести нас до черной беды? Пока я задавал себе эти вопросы, огонь его спички вспыхнул в холле. В следующее мгновение ступени лестницы заскрипели под ногами Раффлса точно так, как они недавно скрипели под ногами убийцы. Тут чисто человеческий инстинкт, подвигнувший его действовать, несмотря на связанный с этим риск, пробудился и в моем, не столь быстро реагирующем организме. Разве могли мы упустить убийцу? И, словно сам себе отвечая на этот вопрос, я молнией взлетел по скрипучей лестнице и настиг Раффлса на верхней площадке.

Здесь нашим взорам предстало три двери: первая оказалась дверью в спалчьню, в которой была приготовлена на ночь кровать; вторая вела в совершенно пустую комнату, а третья дверь оказалась заперта.

Раффлс зажег газовый рожок на лестничной площадке.

— Убийца там, — сказал он, взводя курок. — Помнишь, как мы по обыкновению врывались в класс в школе? Вот так!

И Раффлс ударил подошвой правого ботинка в дверь прямо по замочной скважине. Замок поддался, дверь сразу распахнулась. Под внезапным порывом ветра газовый рожок съехал набок, как каблук на старом, стоптанном башмаке. Когда он вновь распрямился, я увидел внутри комнаты ванну, два банных полотенца, узлом связанных друг с другом, открытое окно и съежившуюся от страха фигуру мужчины. Раффлс ошеломленно застыл на пороге.