Шарль Эксбрайя - Счастливого Рождества, Тони!

— Вам лучше? — вежливо осведомился он.

— Да… вроде бы полегчало…

— Вы получили страшный удар по затылку… Работа специалиста… Странно, что он вас не прикончил, но, очевидно, это и не входило в его намерения. Вероятно, парень, зная пословицу, что «на падаль всегда слетаются грифы», рассчитывал на наше скорое появление.

— Весьма утешительная мысль, благодарю вас… Так это один из ваших людей обработал меня таким образом?

Мой собеседник — невысокий, но широкоплечий молодой человек с грустным лицом — выразительно пожал плечами.

— Что бы там ни болтали, но такого рода подвиги — вовсе не в наших правилах… Я инспектор Лафрамбуаз из сыскной полиции.

— Не может быть!

— Да, меня зовут Иеремия Лафрамбуаз, и не вздумайте смеяться [2], иначе я расквашу вам физиономию.

Инспектор сказал это совершенно спокойно и как бы между прочим, но даже самое неискушенное ухо уловило бы в его голосе непреклонную решимость. Лучше было вести себя поосторожнее. Впрочем, я так и эдак не испытывал ни малейшего желания смеяться.

— Так вы из полиции?

— Вас это пугает?

— Нет, просто удивило… Но почему вы оказались здесь, у Сюзанны Краст?

Вместо ответа Лафрамбуаз сделал знак двум другим полицейским, и те, подхватив меня под руки, отвели в соседнюю комнату. Увидев распростертую на полу Сюзанну, я медленно повернулся к инспектору.

— Она мертва?

— Да, голову разбили вот этой мраморной статуэткой. Это вы?

— Что — я?

— Вы ее убили?

— Вы что, с ума сошли?

— Не думаю. Просто выполняю свои обязанности. А кстати, как насчет ваших?

— Что вы имеете в виду?

— Кем вы работаете?

— Я полагаю, вы уже заглянули в мои бумаги?

— Разумеется, но, между нами говоря, бумаги в наше время…

— Я представитель торговой фирмы.

— И что же вы продаете?

— Электронику.

— Так вы надеялись, что мадемуазель Краст сделает крупный заказ?

— По-вашему, это очень остроумно?

— Это не ответ на мой вопрос, месье Лиссей.

— Знаете, инспектор, я не торгую все двадцать четыре часа в сутки!

— Так вы знали мадемуазель Краст?

— Я не хожу в гости к незнакомым людям.

— Значит, вы с ней дружили?

— Нет, подружиться мы так и не успели.

— Вы пришли сюда впервые?

— Да.

— Когда вы приехали в Бордо?

— Вчера вечером.

— А вы были знакомы с мадемуазель Краст, скажем… вчера утром?

— Нет.

— Странно… Вы не находите?

— Тем, кто привык все осложнять, и самые простые вещи кажутся замысловатыми.

— Спасибо. Вы не особенно любите полицию, а?

— Да, пожалуй.

— А могу я узнать почему?

— По-моему, это достаточно красноречиво иллюстрирует наш разговор.

Лафрамбуаз приказал снова отвести меня в кресло, но я быстро восстанавливаю силы и уже не нуждался в посторонней помощи. Как только я удобно устроился, Лафрамбуаз сел рядом.

— Вы, надеюсь, понимаете, месье Лиссей, что я обязан прояснить ситуацию, которая кажется мне более чем туманной? Полчаса назад какой-то неизвестный предупреждает нас по телефону, что мадемуазель Краст убита. Мы мчимся на место преступления и обнаруживаем тут вас. По всей видимости, вас хотели поставить в очень скверное положение. Конечно, в крайнем случае вы могли разыграть обморок, но быстрый осмотр убедил меня в том, что вы действительно ранены и никак не могли нанести удар сами…

— И однако я слышал, как ваши люди обменивались замечаниями на мой счет…

Лафрамбуаз, слегка смутившись, велел подчиненным оставить нас вдвоем.

— Бедняги и в самом деле простоваты — из тех, для кого всегда открыто Царствие Небесное… — признался инспектор, как только за его помощниками закрылась дверь. — Вас нашли в таком месте, где, теоретически, вам было совершенно нечего делать, а в соседней комнате лежал труп… Вполне естественно, что ребята сразу ухватились за самое примитивное решение… Постарайтесь на них не обижаться и вернемся-ка лучше к нашей проблеме… Может, у вас есть какие-нибудь предположения, почему убили мадемуазель Краст?

— Да.

— Вот как?

— Кто-то знал, что она собирается передать мне крайне важные сведения.

— О том, как лучше пристроить вашу электронику?

— По правде говоря, я в жизни ничем не торговал.

Инспектор улыбнулся:

— Представьте себе, я об этом догадывался… Так о чем же вы хотели побеседовать с мадемуазель Краст?

— Я думаю, она что-то знала об убийстве Бертрана Тривье.

Лафрамбуаз, не скрывая любопытства, присвистнул сквозь зубы.

— А почему его смерть вас интересует?

— Бертран Тривье был моим лучшим другом.

— И, вероятно, еще и коллегой?

— Вы попали в самую точку, инспектор.

— И вы можете это доказать?

Я назвал номер телефона в Париже, и очень скоро полицейский получил желаемое подтверждение.

— Дело об убийстве Бертрана Тривье у нас забрали, месье Лиссей. По-видимому, сочли, что это нас не касается. Однако я на дух не выношу, когда в моем любимом городе убивают людей, и поэтому готов неофициально помогать вам по мере сил и возможностей, а заодно сохранить все в строжайшей тайне. Можете располагать мною.

— Большое спасибо, но я все-таки не забуду о теплом приеме ваших земляков! — проворчал я, легонько потирая затылок.

— А помните, что писал святой Лука? — елейным голосом спросил Лафрамбуаз. — «Услышав это, все в синагоге исполнились ярости и, встав, выгнали Его вон из города и повели на вершину горы, на которой город их был построен, чтобы свергнуть Его. Но Он, пройдя посреди них, удалился». [3]

Я так обалдел, что даже не нашелся с ответом, а инспектор спокойно добавил:

— Я отвезу вас в гостиницу.

Почему меня не убили, как Бертрана Тривье? Я принял очень горячую ванну и вызвал врача. Тот долго ощупывал мой череп и наконец заявил, что серьезных повреждений нет и дело обойдется мигренью. Когда он ушел, я лег, надеясь обрести благодатный покой. Не тут-то было. Мрачные мысли о смерти бедняжки Сюзанны и о моем собственном приключении никак не давали уснуть. Кроме того, меня терзали своего рода угрызения совести. Не вмешайся я, Сюзанна Краст осталась бы жива. Я отчетливо представлял, как она, спокойно улыбаясь, сидит у себя за столом, с одинаковой флегмой делая мне недвусмысленные намеки и ставя на место шефа. Да, Сюзанна бесспорно была яркой индивидуальностью! И если она позволила кому-то достаточно близко подойти с ее же собственной тяжелой статуэткой в руках — значит, хорошо знала этого человека и не имела оснований его опасаться. Первым, разумеется, на ум приходил Турнон с его безумной ревностью, но он не произвел на меня впечатления человека, способного на физическую расправу. Нет, Сюзанну явно убили, стараясь помешать нашему разговору. Меня же не стали добивать только потому, что мертвая мадемуазель Краст уже ничего не могла рассказать, а просто так, за здорово живешь, никто не станет убивать агента спецслужб — известно ведь, что такие вещи даром не проходят… И если Бертрана все-таки решились прикончить, то, стало быть, он сумел найти зацепку, которую я безуспешно ищу.