Анатолий Безуглов - За строкой приговора…

Таким образом, по глубокому убеждению обоих народных заседателей, обвинение Шаблина было полностью доказано и с честью выдержало весьма серьёзное испытание на прочность. Защитник, несмотря на всю свою добросовестность и искусство, не смог его поколебать.

– Анна Ивановна, вы говорили о Сахнине и Глобе, но ни словом не обмолвились о себе самой…

Степанова улыбнулась и развела руками.

– Привычка. Ведь председательствующий высказывается в совещательной комнате последним, чтобы не воздействовать своим авторитетом на заседателей. Я изложила своё мнение после того, как Глоба и Сахнин пришли к единому выводу.

– Каково же было ваше мнение?

– Оно полностью совпадало с их. Я была убеждена в виновности Шаблина.

– Несмотря на то, что он до последнего отрицал свою вину?

– Да. Ведь признание вины – лишь одно из обычных доказательств. Кстати говоря, я его получила уже после приговора. Шаблин, который был осуждён на 15 лет лишения свободы, прислал мне из колонии, где он отбывал наказание, письмо…

Степанова достала из ящика письменного стола конверт, в котором лежали исписанные листы бумаги. Две строчки в начале письма были подчёркнуты красным карандашом: «Мне теперь не к чему и незачем отрицать совершенное. Да, Ольгу убил я. Все справедливо: за преступление следует наказание. Но я до сих пор удивляюсь тому, что меня смогли уличить. Ведь не было ни одной прямой улики…»

Анна Ивановна положила в сейф дело по обвинению Шаблина, посмотрела на часы.

– Однако мы заговорились, уже девять часов вечера, а у меня завтра с утра заседание. Надеюсь, вы удовлетворены беседой?

– Нашей первой беседой…

– Ну что ж, поправку принимаю: нашей первой беседой. Пусть будет так.

Виновен подсудимый или нет – это один из главных, но не единственный вопрос, который решает суд.

Судьи обсуждают, какая статья закона должна быть применена к подсудимому, какое определить ему наказание, подлежит ли удовлетворению ходатайство общественной организации или коллектива трудящихся об условном осуждении или передаче на поруки и многое, многое другое. Задача суда не только оградить общество от преступника, покарать виновного. Нередко судебный процесс становится началом сложного пути к исправлению осуждённого, возвращения его обществу. Трудно переоценить влияние судебного разбирательства не только на подсудимого, но и на людей, сидящих в зале. Большое воспитательное значение имеют выездные сессии суда.

Живой интерес к происходящему вокруг, нетерпимость общественности ко всему, что противоречит нашему жизненному укладу, нормам нашей морали и права, помогает поднять судебный процесс до уровня школы нравственного воспитания.

В этом мы не раз убеждались, присутствуя на судебных процессах. Вспоминается, в частности, дело Акимова и Калашникова.

Всем, кто присутствовал тогда в заводском клубе, где проходила выездная сессия суда под председательством Степановой, этот процесс запомнился на всю жизнь…

– Встать! Суд идёт!

Из боковой комнаты вышли трое судей и направились к большому, покрытому зелёным сукном столу, стоящему в середине сцены заводского клуба. Впереди – Степанова, за ней народные заседатели – бригадир каменщиков Тарас Николаевич Ярошенко и заведующая районной библиотекой Ольга Владимировна Лисицкая.

Анна Ивановна объявила судебное заседание выездной сессии народного суда открытым, разъяснила подсудимым их права и, назвав фамилии судей, секретаря, государственного обвинителя и защитников, спросила:

– Доверяете данному составу суда?

Ещё несколько минут, и судья приступила к чтению обвинительного заключения.

«…15 сентября 1968 года, в 2 часа ночи, гражданин Соколкин Г.М. услышал доносившиеся из комнаты, занимаемой его соседом Акимовым С.С., детский плач и крики взрослых. Догадавшись, что Акимов избивает свою дочь Валю, Соколкин вбежал в комнату Акимовых и, отняв у Акимова окровавленного ребёнка, унёс девочку к себе. Акимов преследовал соседа, пытался проникнуть в квартиру последнего, а когда это не удалось, стал взламывать дверь в квартиру Соколкина.

Рабочие, возвращавшиеся после вечерней смены с завода, пытались унять Акимова, но безрезультатно. Тот оскорблял их, а когда к месту происшествия прибыл сержант милиции Коршунов И.И., дважды ударил его палкой и пытался сорвать погоны.

У Акимовой Вали в 2 часа 30 минут ночи началась рвота кровью. Девочка в тяжёлом состоянии была доставлена в больницу, где и находится на излечении в настоящее время…»

Суд. А что было до суда?

…Степан Акимов вернулся домой расстроенным. Утром его вызвал начальник цеха и весело сказал:

– Дети, в школу собирайтесь. Пойдёшь, Сергеич, на курсы!

– Вроде и без курсов двадцать лет по столярной части работаю.

– Потому и посылаем, – улыбнулся начальник. – Получишь вторую специальность. Будешь мастером по пластмассе.

Акимов и раньше слышал, что корпуса новых приёмников, которые завод собирается освоить в будущем году, станут делать из пластмассы. Говорили и о том, что количество столяров на заводе сократят. Степан к этим разговорам не прислушивался: сократят так сократят. Такого мастера, как он, возьмут везде.

– Поздно мне учиться, – упрямо сказал Акимов. – Что у вас, никого помоложе нет, что ли?

– Тогда переведём в отдел строительства, – предупредил начальник.

Обижаться, собственно говоря, было не на что. Степан и сам подумывал о переходе к строителям. Там работа была интереснее, да и прибыльнее. Но тон начальника не понравился столяру. «Ишь ты, грозится перевести, – рассуждал Степан. – Да плевал я на твой перевод. Захочу и сам перейду…»

Придя домой, Степан пообедал и вышел на кухню, где жена мыла посуду, а тётка её, Федосья, беседовала с откуда-то взявшимся «земляком», крепким полнотелым мужчиной, повадившимся ходить к Акимовым по два-три раза в неделю.

Степан недолюбливал шуструю старушку с крошечными глазками, похожими на булавочные головки, однако сейчас, после неприятного разговора с начальником, ему хотелось побеседовать хоть с ней и её «земляком». Но тот заговорил первым. Быстрые, светлые глаза скользнули по лицу Степана.

– Нехорошо у вас на сердце, хозяин, а?

– Ишь ты, – усмехнулся Акимов. – Мысли угадываешь. В цирке, что ли, работал?

– Цирк тут ни при чем. Способность видеть душу человека даётся свыше.

– От бога, что ли?

– А вы не смейтесь. Вы-то уверены, что бога нет?

– Как вам сказать, – замялся Степан. – Не положено вроде считать сейчас, что он есть. Говорят, учёные научно доказали.

– Учёные? Все их умные книги бессильны объяснить многие явления. А старая, каждому понятная библия все растолкует. С библией знакомы?