Анна и Сергей Литвиновы - Девушка без Бонда

– Ну, во-первых, – хладнокровно возразил отчим, – почему ты безоговорочно веришь во всем Ансару? А во-вторых, – он едва заметно усмехнулся, – почему сотрудник ЦРУ не может быть одновременно моим другом?

– Вот оно что… – пробормотала Таня. – Ну, и как он, твой друг, сейчас у себя в Афинах поживает? Как себя чувствует?

– Ты имеешь в виду: как он пережил твое похищение?

– Именно.

– Ничего страшного с ним не случилось. Только особняк перевернули в поисках горгоны Медузы. А потом тебя в охапку и умчались. А вот хозяину дома с помощью слуги-вьетнамца пришлось потом попотеть, изобретая легенду (для соседей и для полиции), как они подверглись вооруженному ограблению.

– Ну, что ж… – прошептала Таня. – Я рада, что у твоего друга все хорошо…

Они дошли до оконечности сада и повернули назад. Сад был почти пуст, только парочка неутомимых джоггеров носилась с плеерами в ушах по дорожкам, да пробежала группка студентов из расположенной неподалеку Сорбонны. Мелкая водяная взвесь в воздухе превратилась в накрапывающий дождик. Запасливый полковник достал из своего кейса зонтик и ракрыл его над своей и Таниной головой.

– Теперь расскажи мне про супербомбу, – требовательно попросила Татьяна. – Она действительно была там, на дне?

– Когда-то – была, – чуть заметно усмехнулся отчим.

– Когда-то? – переспросила падчерица. – А когда ее не стало?

– Знаешь, совсем недавно.

– Когда – конкретно?

– С той поры минуло не больше месяца.

– Значит, когда террористы, со мной на борту катера, готовили взрыв, а мы с Марселлой готовились к смерти, супербомбы на месте уже не было?

Полковник покачал головой:

– Нет, не было.

– А в тот момент, когда мы с Ансаром впервые туда приплыли?

– Тоже уже нет.

Еле заметная улыбка тронула уста Ходасевича.

– Что же тогда арабы там, на дне, нашли? Они так радовались!..

– «Куклу» нашли. Железную болванку. По виду точно такую же, как и настоящее изделие. И даже, как и оно, слегка фонившую.

– Что делающую? – переспросила Таня.

– Излучающую небольшую, неопасную радиоактивность. Чуть выше естественного фона.

– А кто настоящую бомбу заменил на подделку?

– С этими парнями ты лично знакома…

– Морские десантники? – в азарте чуть не выкрикнула Татьяна. – Те самые? Спасшие нас?

Ходасевич едва заметно кивнул.

– Молодцы ребята! – восхитилась Таня и спецотрядом, и его командиром Сашей. – И когда они успели подменить бомбу?

– Через пару дней после того, как ты прочитала письмо Костенко.

– Только тогда?! – поразилась девушка.

– Да. В тот момент, когда ты достала из гипсовой головы сигарный тубус с эпистолой предателя, стало ясно, что государственная тайна особой важности превращается в секрет Полишинеля. И надо предпринимать срочные меры для того, чтобы оружие гарантированного возмездия не превратилось в средство угрозы, шантажа и террора в руках плохих парней…

– Ты знаешь такие подробности… Гипсовая голова… Тубус из-под сигары… Откуда? – воскликнула Таня.

– А ты догадайся с трех раз.

– Ах да, твой старый греческий друг Зет… Он… Он все знал…

– И слава богу.

– Но ты говоришь: супербомбу изъяли практически сразу после того, как о ней узнала я… Значит, действия Ансара и его подручных неподалеку от Кубы происходили под вашим контролем?

– В какой-то степени да.

– Почему же десантники не спасли меня сразу же? В самый первый раз, когда мы с Ансаром приплыли к бомбе?

Отчим пожал плечами.

– Я понимаю, тебе, возможно, обидно это слышать, однако целью операции являлось не спасение заложников, а захват Ансара и террористов – желательно в момент непосредственной подготовки к теракту, – чтобы они разговорчивей стали… Возможно, это звучит цинично, но твое спасение – лишь дополнительный бонус, который принесла спецоперация…

– Ты, Валерочка, сейчас говоришь как настоящий чекист… – с оттенком презрения заявила Таня.

– Что ж, черного кобеля не отмоешь добела, – с улыбочкой ответствовал умеющий превращать все в шутку Ходасевич.

– Скажи, Валера, – не приняла его шутливого тона Садовникова, – в письме Чехова-Костенко говорилось о восьми термоядерных зарядах, размещенных в море вдоль берегов Америки. Остальные семь на своих местах остались?

– Я бы тебя очень попросил, Татьяна, – тон отчима стал жестким и озабоченным, он даже остановился и развернул падчерицу лицом к себе и стал буравить ее лицо холодным взглядом, – забыть о том, что ты прочла в письме Костенко. Забыть навсегда. И никогда – слышишь, никогда и никому! – не упоминать об этом. Ты ясно поняла?

– Куда уж яснее, – буркнула Таня. – Строгий секрет, государственная тайна…

– Нет, – отчим говорил по-прежнему суровым тоном, – ты не совсем хорошо поняла… Неужели ты не понимаешь, что кое-кто (я говорю о людях на нашей стороне!) считает, что твоя смерть от руки Ансара или его подручных будет самым лучшим выходом из ситуации? После того, как ты прочла письмо Костенко?

На глазах у Тани выступили слезы.

– Неужели все так серьезно?!

– Да! Именно! Очень, Танюшка, серьезно… Но теперь ты ничего не бойся: я с тобой. И я всегда буду за тебя. И никому не дам тебя в обиду.

Отчим ласково погладил ее по плечу.

– Ох, Валерочка… – расчувствовалась Татьяна.

Ходасевич взял ее под руку и снова повлек по дорожке Люксембургского сада.

– А теперь, Танюшка, я тебя попрошу… – Полковник озабоченно посмотрел на часы. – Времени у нас немного, поэтому расскажи мне – последовательно, четко, сжато – обо всем, что происходило с тобой .

– Валерочка, я замерзла!..

– Хорошо, – пошел на попятную отчим, – я знаю тут неподалеку хорошее кафе, пойдем выпьем кофейку с чем-нибудь сладеньким…

– Ах ты обжора!.. – нежно протянула Татьяна.

– А потом, – неумолимо сказал Валерий Петрович, – мы еще немного побродим, и ты мне все расскажешь.

– Но я не хочу ни о чем вспоминать! – продолжила капризничать девушка. – Все это было так ужасно!

– А вспомнить придется. – Ходасевич был непреклонен.

– Но зачем, Валерочка, зачем?

– Затем, что, когда ты вернешься в Москву, с тобой обязательно будут беседовать.

– Допрашивать? – вскинулась Татьяна. – Дело против меня возбудят?

– Вряд ли дойдет до дела, – покачал головой Ходасевич. – Ничего официального. Говорю же: просто побеседуют… А теперь – прямо сейчас и здесь, в Париже! – нам с тобой предстоит определиться: что тебе можно рассказать, а о чем – все-таки умолчать. Точнее, повествовать тебе, я думаю, придется обо всем, но мы с тобой должны понять: какие моменты акцентировать, а какие, напротив, – затушевать.

– Так вот зачем ты приехал в Париж! – прошептала Садовникова. – Проинструктировать меня?